Эдуард Лимонов - Титаны

Защищаясь от тех ученых, которые считали абсолютным отсутствие в животных способности к абстрагированию и к обобщениям, Дарвин восклицает: «Но когда dog видит другого dog(a) на расстоянии, ясно, что он понимает, что это собака в абстракции; но когда этот dog подбегает ближе, его отношение неожиданно меняется, если эта собака — его друг». И продолжая полемику, Дарвин приводит слова из письма некоего мистера Хукхам (Hookham): «Когда я обращаюсь к моему терьеру (и я повторял это много раз) «Ищи, ищи, где это?», она немедленно воспринимает это как сигнал, что нечто должно быть преследуемо, обычно она осматривает все вокруг, затем бежит в ближайший кустарник и вынюхивает дичь, но ничего не найдя, она глядит вверх, в крону соседнего дерева, ища белку. И что же, разве эти действия не показывают ясно, что она имеет в ее уме обобщенную идею или концепцию того, что какое-то животное должно быть обнаружено и преследуемо?»

Согласитесь, что английский джентльмен XIX века, уговаривающий нас, что у его dog не может не быть разума, выглядит глуповато, оттенки идиотизма проскальзывают.

«Мне говорят мои противники, что у животных нет самосознания, — нападает Дарвин. — Но как мы можем быть уверены, что старая собака с прекрасной памятью и некоторой силой воображения, видя сны, никогда не вспоминает ее прошлые удовольствия или страдания на охоте? И это будет формой самосознания. С другой стороны, мистер Бушнер (Buchner) заметил, как мало способна задействовать свое самосознание или рефлектировать о природе ее собственного существования тяжело работающая жена деградировавшего австралийского дикаря, употребляющая разве что несколько абстрактных слов и не умеющая считать более четырех?..»

Простим английскому естествоиспытателю неуклюжее расистское предпочтение старой английской собаки из пары «собака или австралийская дама, жена дикаря», но сосредоточимся на том, что эти наблюдения — не наука, ну никак не наука.

Дарвин пытается убедить нас в том, что речь присуща не только человеку, с помощью столь же ненаучных «наблюдений». «В Парагвае обезьяна Cebus azarae, когда она возбуждена, издает по крайней мере шесть различных звуков, которые возбуждают в других обезьянах те же эмоции». Дарвин почерпнул эти «научные» сведения из «Антропологического обозрения» за 1864 год, объясняет ссылка. «Наиболее замечательный факт, — продолжает гений, — тот, что dog, будучи одомашнен, выучился лаять по крайней мере в четырех или пяти отчетливых тонах. Несмотря на то что лаяние — новое искусство (именно так, «Although barking is a new art» — Э.Л. ), нет сомнения, что предки собачьего рода выражали свои чувства криками различного рода. У одомашненной собаки мы имеем лай согласия, как в охоте, гнева, также как и рычание, вопль или вой отчаянья, к примеру когда собака заперта, лай в ночи, лай удовольствия, когда dog вышел на прогулку с его хозяином (master) и очень отчетливый лай просьбы или мольбы, как в случае, когда он хочет, чтобы открыли дверь или окно».

Разве не умилительны эти наблюдения английского джентльмена над его dog?! Умилительны.

Хочется цитировать эти благоглупости бесконечно. Еще немного процитирую, сознавая, что не могу себе этого позволить.

«Как каждый знает, собаки понимают множество слов и фраз».

«Адмирал, сэр B. J. Sulivan, кого я знаю, как внимательного наблюдателя, заверяет меня, что африканский попугай долгое время содержавшийся в доме его отца, безошибочно называл некоторых персон, живущих в доме, а также гостей, по именам. Он говорил «Good morning» каждому за завтраком, и «Good night» каждому, кто покидал комнату вечером, и никогда не перепутал эти приветствия. <���…> …он заклевал другого попугая, который вылетел из своей клетки и поедал яблоки на кухонном столе, говоря «ты, наглая курица» («you, naughty polly»)».

Можно восхищаться этими замечательными наблюдениями за нравами старой Англии, полезно прочитать их детям, но эти глупости положены в основание теории происхождения человека из животного мира!!! «Научные» эти наблюдения демонстрируют, что у теории эволюции совсем рыхлый фундамент — ненаучная на самом деле доказательная база «наблюдений», которые по сути есть обывательские байки, а не наблюдения.

Такое впечатление, что после того, как дарвинизм восторжествовал в Европе, эту книгу мало и рассеянно читали.

Таким образом, в главах третьей и четвертой Дарвин всеми силами сдвигает воедино животных и человека, указывая на общие, по его мнению, проявления интеллекта и сознания. Намеренно закрывая глаза на то, что несколько жалких примитивных инстинктов-импульсов, управляющих поведением животных не могут быть сравнимы с могучим Чудом Разума. Дарвин сознательно врет, когда утверждает в конце четвертой главы: «Тем не менее разница в разумности (in mind) между человеком и высшими животными так велика, как она есть, конечно же, разница в степени, а не в сущности (certainly is one of degree and not of a kind)».

Эта «степень» на самом деле не только качественно и количественно превосходит в миллионы раз жалкие инстинкты животных, но и сущностно есть иное дополнительное измерение, которое имеется у человека, но которого нет у животных. Дарвин не мог не понимать вообще неземного происхождения Разума, он соврал, потому что хотел вычеркнуть категорию неземного вмешательства из судьбы вида человеческого. Собственно, он сознательно захотел стать планетарного масштаба Геростратом, уничтожить все религии. Если кто и убил Бога (вспомним Ницше!), то это Дарвин. Чудовищное тщеславие руководило этим человеком. (Тщеславие есть одна из сильнейших движущих сил вида человеческого, это сильнейшая из страстей.) Юношей Дарвин учился в Кембридже теологии, вряд ли его тщеславие ограничивалось только желанием стать автором эволюционной теории, нет, у студента-теолога были с Богом, я уверен, личные счеты.

Такой выдающийся ученый, каким считают Дарвина, не заметил очевидного — что только человек обладает Разумом, а животные разумом не обладают. Ни одно из них. Все они живут, повинуясь рефлексам, и только человек живет, повинуясь размышлениям. Создается впечатление, что Дарвин пренебрег очевидным, ибо очень хотел создать шокирующую теорию.

Настоящий сын своего XIX века, Дарвин тупо говорит о мозге, но ничего не говорит о разуме. Позволю себе большую цитату из второй главы книги «The Descent of Man». (Головной мозг — это масса мягких тканей внутри черепа, разум же — это результат работы нервов этих тканей.)

«По мере того, как различные мыслительные способности (mental faculties) проявили себя, мозг будет, почти вероятно, становиться больше. Никто, я предполагаю, не сомневается, что большая пропорция между размером человеческого мозга и его телом, сравнительно с подобной пропорцией гориллы или орангутанга, тесно связана с его большими мыслительными силами. Мы встречаемся с аналогичными фактами у насекомых; так, у муравьев церебральная палата экстраординарных размеров, и у всех Hymenoptera эти палаты во много раз крупнее, чем у менее интеллигентных отрядов, таких, как жуки. С другой стороны, никто не предполагает, что интеллект двух любых животных или любых двух людей может быть аккуратно измерен в кубическом содержимом их черепов. Это несомненно, что может существовать экстраординарная мыслительная активность при наличии экстремально небольшой абсолютной массы нервного вещества, потому удивительно разнообразные инстинкты, мыслительные силы и пристрастия муравьев заметны, в то время как их церебральная палата размером не больше, чем четверть головки маленькой булавки. Под таким углом зрения, мозг муравья есть один из чудеснейших атомов материи в мире, возможно, более чудесных, чем мозг человека».