Эдуард Лимонов - Титаны

Некоторое время Ленин обретается где-то в Финляндии, очевидно, надеясь на рецидив Революции. Участвует в Таммерфорской конференции. В январе 1906 года приезжает в Москву, где, во-первых, посещает места прошедших баррикадных боев; во-вторых, проводит заседание литературно-лекторской группы Московского комитета РСДРП. Затем он едет в Гельсингфорс (Хельсинки), где руководит работой Питерской общегородской конференции РСДРП. Почти каждый день (!) ВИЛ пишет статьи. Однако поезд ушел. В революции 1905 года партия не участвовала никак. А заседание литературно-лекторской группы унизительно!

Лениниана утверждает, что весной 1907 года ВИЛ приезжает в Лондон на V съезд партии из России. И якобы только в конце 1907 года ВИЛ перебирается, наконец, в Женеву. Якобы в петербургских газетах объявлен розыск Ульянова-Ленина. Вернувшись в Женеву, ВИЛ принимается… за разгром «махистов» — пишет работу «Материализм и эмпириокритицизм». То есть ему «пора приниматься за дело, за старинное дело свое», ибо революция отшумела платьем где-то рядом. Иначе говоря, ВИЛ опять съезжает в привычную колею — опять вступает в безнадежную борьбу за марксистский престол теоретика. В этой борьбе у него изначально изъяны, он не знает языков. Вынужден зависеть от переводчиков. Хотя у него сильный и гибкий ум. Должно быть, ему нелегко было в России Первой Русской Революции. Он должен был ежедневно ощущать уколы самолюбия. Организация, лидерства в которой он так добивался, оказалась несостоятельной кучкой интеллигентов. А революцией руководили другие. У России были в те годы другие герои. Ей было не до Ленина. Хотя очень возможно, что его объявили в розыск…

Такие размышления занимали меня на моей верхней шконке в Саратовском централе, в хате № 125, в то время как Игорь подчинял внизу Антона или Артема. Или Санек, Женька и Игорь играли в кости, сидя на полу, и азартно орали при этом. Я аккуратно ложился в 22 часа.

Суть моих поисков состояла не в том, чтобы развенчать Ленина, а в том, чтобы обнаружить правду. Мне надо было понять, как было. Момент его гениальности и ее суть.

После неудачной революции в России — реакция: казни, суды, расстрелы, столыпинские галстуки. За границей ВИЛ читает и пишет, активно ополчаясь против соперников по социалистическому движению. Эта исступленная озлобленность против своих — отличительная черта Ильича-теоретика. Став главой советского государства, он проявит, напротив, гибкость исключительную и способность к компромиссам. Осенью 1908 года Анна Ильинична по просьбе брата поселяется в Москве, ищет издателя для его книг. Чуть позднее ВИЛ приглашает брата Дмитрия (ДИУ) и сестру Марию (МИУ) «прокатиться в Италию». О деньгах: «Надо взять из тех, которые лежат на книжке у Ани. Я теперь надеюсь заработать много». Большой крик на лужайке делается в семье Ульяновых по поводу операции аппендицита у МИУ. Май 1909 года Мария Александровна (мама) отдыхает в Алупке. ВИЛ пишет: «Мы едем на отдых в Бретань». Отдыхал он, получается, нередко.

В июне 1913 года мама Мария Александровна и Анна Ильинична поехали в Вологду, где отбывала ссылку Мария Ильинична. ВИЛ писал в 1915 году в разгар войны: «Мы живем ничего себе, тихо, мирно в сонном Берне. Хороши здесь библиотеки, и я устроился недурно — в смысле пользования книгами. Приятно даже почитать после периода ежедневной газетной работы. Надя имеет здесь педагогическую библиотеку и пишет педагогическую работу. Писал Анюте насчет того, нельзя ли найти издателя для аграрной книги. Я написал бы здесь. Ежели будет случай, узнай и ты».

В конце июля 1916 года умерла мать Ульяновых.

В письмах Ленина с 1914 по 1917 год, увы, нет даже следов постоянной связи с организациями РСДРП в России. Есть случайные связи. Дело в том, что связываться было не с кем. Те организации, которые уцелели от разгрома после Первой Русской Революции, окончательно распались в период Первой мировой войны.

Другие источники подтверждают мое мнение. А. В. Вронский вспоминал о приезде Марии Ульяновой в Саратов около 1910 года. «Она являлась для нас прежде всего представительницей зарубежного центра. Положение наше тогда было очень трудное, наблюдался большой разброд. Местные организации не были связаны ни с заграницей, ни друг с другом. Нас окружали трусы, предатели, осевшие мещане, отхлынувшие от революции. Наши кружки казались нам жалкими, литература часто отсутствовала, деятельные работники числились единицами. <���…> Но недаром же где-то в швейцарском городке человек с щурким и веселым взглядом вместе с небольшим кругом своих сподвижников никогда не усомняется в нашей победе».

Вронский не читал писем ВИЛа, а то бы знал, что ВИЛ не верил в победу. Даже в 1917 году. С января 1917 года он пишет И. Ф. Арманд, прося об издании крошечных брошюрок, негодует на некоего Гримма, швейцарца, — главу Интернационального союза социалистов — за то, что тот отложил съезд союза (не решаясь принять резолюцию против войны). ВИЛ был занят мелкими делами и заботами эмигранта-социалиста, донимал знакомых просьбами устроить ему чтение рефератов (платные одноразовые лекции). Как курьез — ВИЛ рекомендовал Арманд читать старые номера «Avanti» (газета Муссолини!) в письме от 14 января 1917 года. «Вы легко научитесь по-итальянски читать, старые номера «Avanti» могу достать» (читать он мог и по-немецки. Его иностранные языки были как бы мертвыми для него, как латынь и греческий, он их только читал). 16 января 1917 года ВИЛ смешно пишет Арманд, подтрунивая над собой и состоянием партии: «Поэтому партийную кассу я думаю сдать Вам (чтобы Вы носили ее на себе в мешочке, сшитом для сего), ибо из банка не выдадут во время войны». Окружением ВИЛ недоволен. «Вообще здешние левые, по правде сказать, архидрянь. Вчера было собрание (я устаю от собраний; нервы — швах, головные боли; ушел до конца) — общее. Перевыбирали правление всей цюрихской организации», — это он изливает злобу Арманд 17 февраля. И никакого, заметьте, упоминания о России. 12 февраля 1917 года ВИЛ пишет Ольге Равич в Женеву: «Пессимизм, по правде говоря, часто охватывает не Вас одних. Партия здесь насквозь оппортунистическая — благотворительное учреждение для чиновников-мещан. (Не забудьте, пожалуйста, всю нашу переписку уничтожать.) Когда у Вас кантональный съезд социалистической партии? Проект резолюции я послал Абрамовичу. Переслал ли он Вам?..»

ВИЛ занимается кем и чем угодно, только не Россией. И это накануне Революции. О приближении которой не знают ни он, ни его корреспонденты. Потому что эмигранты понятия не имеют, что происходит в России. ВИЛ пишет И. Ф. Арманд 14 февраля: «В воскресенье был съезд кантональной Цюрихской с/д партии. Наши (молодые) внесли подготовленную нами левую резолюцию, собравшую 32 голоса. Это большой успех». Коллонтай он пишет: «Завтра съезд шведской партии. Вероятно, раскол? Кажись, у молодых разброд и путаница дьявольские. Знаете ли Вы по-шведски? Можете ли наладить сотрудничество (мое и других левых) в газете шведских молодых?» И вот, наконец, о России от 19 февраля 1917 года, в письме из Цюриха в Клоран И. Ф. Арманд. «Дорогой друг. Получили мы на днях отрадное письмо из Москвы (вскоре пошлем вам копию. Хотя текст и неинтересен). Пишут, что настроение масс хорошее, что шовинизм явно идет на убыль и что, наверное, будет на нашей улице праздник . Организация-де страдает оттого, что взрослые на фронте, и на фабриках молодежь и женщины, но боевое настроение-де от этого не понижается. Присылают копию листка (хорошего), возмущенного московским бюро ЦК». В этих ВИЛовских «де» — вся его неуверенность, как и в этом «наверное».