Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана

Продолжать бездельничать можно было и в своей квартирке с оконцем. А ещё лучше в прохладе водных процедур. И Куропёлкин вынужден был проявить силу воли. Встал, украсил себя соломенной шляпой и отправился восвояси. Именно восвояси.

Из свобод полевого простора (пусть и ограниченного забором) в тесноту и обязательности жизни по контракту.

Имея в руке посох, Куропёлкину неловко было бы шагать по привычке энергично или хотя бы степенно (не при трости же он с набалдашником!). Следовало посоху соответствовать. И поплёлся Куропёлкин уставшим паломником, исходившим пол-России, спину чуть ссутулив. Лапти бы ещё ему на ноги. Видел: на откосах оврага, часа три назад пустынных, бродят охотники за шампиньонами, иные из них и с палками-щупами. Посчитал, что и ему сейчас полезнее выглядеть одним из гриболюбов. Посох его принялся тыкать в траву и раздвигать её, и вскоре Куропёлкиным была обнаружена кочка, плотно обросшая летними опятами — рыжее в зелёном, красиво!

Куропёлкин очистил кочку, любил аромат летних грибов, но мять и запихивать их в пакет с шампиньонами не стал. Вышло бы кощунство. А соломенное-то украшение башки — на что? И опята были без ущербов уложены им в прогулочный головной убор.

На кухне столовой для дворовой челяди ценность летних опят поварами была поставлена под сомнение, мол, не ели, мол, не пробовали, а потому и по сей день живы. Куропёлкин возмутился, у него-то на подозрении были как раз местные шампиньоны.

— Шампиньоны забирайте на общую сковороду! — заявил он. — А опята я пожарю сам и исключительно для самого себя. И никаких дел об отравлении граждан не заведут.

Поворчав, ему определили место и ёмкости для мытья и чистки опят (те, выросшие в траве, в сложной чистке и не нуждались), а потом и предоставили конфорку для сковороды средних размеров. За жаревом грибов его и отыскала горничная Дуняша.

— Ну, как прогулялись, Евгений Макарович? — поинтересовалась Дуняша. — Вижу, вы с добычами…

Грибы были пожарены и опробованы.

— Хороши!

— Хороши! — согласился Куропёлкин. — И ручаюсь. Никаких неприятностей они вам не доставят.

— Ощутим часа через четыре, — сказала Дуняша.

Из чада кухни вышли в теплынь двора.

— Прогулялся я удачно, — сказал Куропёлкин. — Вы ведь это хотели узнать, уважаемая Дуняша? И ноги размял, и руки, и на солнышке погрелся, и грибов набрал, и водицы напился вовсе не из лужи. Теперь возвращаю вам пакет вместе с соломенной шляпой. Посох же оставлю себе на память… С вашего позволения.

— Значит, водицы вы напились вовсе не из лужи… — будто бы в раздумье произнесла Дуняша.

— Нет, не из лужи… — подтвердил Куропёлкин.

Дуняша молчала, смотрела под ноги, возле них в рабочих путешествиях передвигались рыжие муравьи.

— Кипятком, что ли, их залить? — озаботилась Дуняша. — Уж больно они ехидно-кусачие…

И тут же спросила:

— Евгений Макарович, вы видели его?

— Видел…

— И разговаривали?

— И разговаривал, — кивнул Куропёлкин.

— Ну, и как он там? — будто бы невзначай, попусту, будто бы и не нуждаясь в ответе поинтересовалась Дуняша. Сама же смутилась, глазами принялась отыскивать нечто невидимое в небесах.

А Куропёлкин растерялся. Снова привиделся ему Сергей Ильич Бавыкин. На вид — не сапожник даже, а скажем — конторщик, не из самых важных, меленький в толпе, в толкотне её, скорее всего, беспомощный, но и никого не раздражающий, если задавят, то не со зла, а женщины такого, пусть и пепельно-невзрачного мужичка, но с глазами мечтателя, ещё и пожалеют. И в то же время он, Сергей Ильич, в своих самоощущениях и в проявлениях их, посчитал Куропёлкин, — Титан, один из управителей Планеты, неважно какой она формы — шара или чемодана, куда до него капитану «Наутилуса»! Но каких слов ждёт о нём теперь Дуняша? И какие соображения стоит высказывать теперь ему, Куропёлкину?

— Да вроде бы с ним всё нормально… — осторожно произнёс Куропёлкин.

— А он… — робко начала Дуняша.

— Как я понял, — сказал Куропёлкин, — он относится к некоей горничной с симпатией. Попросил меня поспешать, чтобы моя задержка не сказалась на её благополучии. Вот и посохом снабдил…

— Бедняга, — вздохнула Дуняша.

— Отчего же — бедняга, — сказал Куропёлкин, на всякий случай, — по-моему, он не считает себя беднягой.

— Вам о многом неизвестно, — сказала Дуняша.

— Очень о многом, — согласился Куропёлкин. — Истинно так. Но может, оно и к лучшему…

Сам же подумал: «Каково было бы узнать титану и властелину Сергею Ильичу Бавыкину, выпускнику МИИТа, что никакой пробоины в чемодане не случилось, а он, бывший муж госпожи Звонковой, сидит в своей пещере при колодце наблюдателем за сбросами мусора и использованных Шахерезадов? Хотя, не исключено, что он догадывается об этом и отвлекает себя от разочарований судьбы починкой обуви?»

И Куропёлкину стало жалко Бавыкина.

Ему бы себя пожалеть.

— Евгений Макарович, — спросила Дуняша, — вы не голодны? А то ведь я могу принести обед в судках в ваше обиталище?

— Спасибо, Дуняша, — сказал Куропёлкин, — наверное, буду сыт до ужина.

Был уверен, аппетитом его Дуняша якобы заинтересовалась только ради того, чтобы вызнать, приглашал ли Бавыкин Куропёлкина к столу, а стало быть, и к доверительному разговору.

Вызнала.

А дальше что?

Дуняша молчала. Не из-за неё ли, девицы-красавицы, подумал Куропёлкин, Сергей Ильич стал бывшим и определён в сапожники? Отчего бы и нет? Опережая возможные слова Дуняши, Куропёлкин спросил:

— Пока я собирал грибы и грелся на солнышке, какие-либо распоряжения по поводу моих служебных обязанностей не поступали?

Дуняша, похоже, не сразу поняла, о чём он спрашивает.

— А-а, — наконец дошло до неё. — Нет, никаких новых распоряжений…

— И книг не привозили?

— Не привозили.

— Странно…

— Но ночевать вам велено сегодня снова в опочивальне Нины Аркадьевны.

— Слушаюсь и повинуюсь, — сказал Куропёлкин.

И отправился на поиски любезных камеристок Сони и Веры, в дом водных процедур. Уже три дня, завершая массажи и втирания благовоний, именно камеристки выдавали ему комплекты специального белья для опочивальни. Присутствие в поместье дворецкого и постельничего, воеводы Трескучего-Морозова в последние дни никак и ни в чём не проявлялось. Возможно, Трескучий советником и топ-распорядителем отправился в команде госпожи Звонковой в дальние страны и тем ослабил страхи и напряжения в жизни дворовой челяди, увлёкшейся в его отсутствии собиранием грибов-шампиньонов.

Но Куропёлкин ощущал, что Трескучий — и далече, и здесь — наблюдает за ним, злыднем, и в пещеру Бавыкина несомненно запускал лапу-щупальце со сладострастным интересом.