В. Коваленко - Внук кавалергарда

Вера Сергеевна и Римма стояли, не зная куда деть свои руки. Затем, ласково уговаривая, принялись поднимать на ноги Анну:

— Все хорошо, вы уже дома и сын рядом, вот он с вами. Успокойтесь.

Завели Анну в дом и усадили на диван. Обняв ее, присел рядом сын. Так они и сидели, обнявшись, и оба радостно плакали.

— А дед до самой смерти верил, что ты вернешься. Он верил, что ты жива. Так где же ты была, мамочка, все это время?

— Не спрашивай лучше, сынок, вот со мной приехала следователь московской прокуратуры, познакомься, зовут Римма, хорошая девушка, это она меня уговорила навестить свой дом, могилы родных. Она тебе все расскажет. Кто повинен в нашей пропаже, в наших сломанных жизнях. Что с нами делали во время нашего беспамятства. Расскажи лучше, как ты живешь? Это твоя жена? Как ее зовут? Какая красавица! Да и ты ей под стать, высокий да симпатичный. Весь в дедушку, просто вылитый дедушка, — не могла налюбоваться мать сыном. А вторая женщина кто? Ее мама? — вопросам не было конца. Ей все было интересно.

— А как тетка Ефросинья? Мать моей сестры Лизы?

— Ничего не знаю, — честно признался Николай, — знаю то, что через два года после вашего исчезновения ее с ребятами забрал на Север старший сын. Так и сейчас живут, наверное. Писала одно время при жизни бабушки. А где сейчас, понятия не имею. Нет, мам, я не живу у жены. Мы живем с ней на Дальнем Востоке, где я служу офицером флота.

— Так ты моряк, — восторженно блеснула Анна глазами.

— Нет, что ты! Но к морю я имею самое прямое отношение. Я — капитан второго ранга морской пехоты. Морской десантник, одним словом.

Женщины накрывали праздничный стол, гремели посудой. Весело шутили. А они, обнявшись и прижавшись друг к другу, все сидели и ворошили свою память. Не веря в то, что они вместе. Вопросам и воспоминаниям не было конца.

Николай все это время гладил мать по рано поседевшей голове, как бы проверяя, что его мама рядом с ним и никуда больше не пропадет.

— Мой самый счастливый день, — улыбнулся он. — Мам, знаешь, я усыновляю ребенка. Виталика Трифонова помнишь? Вот его сына, Никиту. Сегодня все вместе и пойдем за ним. А что? — как о решенном заявил он.

И Николай принялся рассказывать о тяжелой судьбе Трифоновых.

— В каждой семье свое горе, свои болячки, — обронила тихо мать.

Вечером от Трифоновых они возвращались вшестером. Машенька и Римма несли игрушки и узелок с вещами мальчишки. Мать с тещей шли, взяв за руки Никитушку, который то и дело оборачивался на идущего позади Николая и тревожно спрашивал:

— А бауска, плавта, плитет?

— Плитет, плитет, — вторил голосом маленького Николай, еще не догадываясь, какая правда их ждет впереди. Тетка Наталья умрет в больнице. Но маленький Никитка об этом не узнает.

На ночь долго укладывались в ставшем таким маленьким доме, пока Римма догадливо не заявила:

— А есть в этом доме сеновал?

— Есть. Да там солома столетней давности, — ответил Николай.

— Ну, наверное, лучше, чем на полу валяться. Вы как хотите, а я пошла на сеновал, — заявила она, забирая подушку и одеяло.

Бабки тоже солидарно засобирались вместе с ней.

— Что уж мы дряхлые такие, что на сеновал не залезем без помощи? — отшучивались они перед протестующими детьми.

— Да вы куда, старые? — пытался остановить их Николай, но все было тщетно. — А если там будет лешак сидеть? — пошутил он без надежды.

— А это он видел! — показала Римма из сумочки ствол пистолета.

— Ой как страшно, страшно, — и Николай со смехом закрылся подушкой.

— Слашно, слашно, — задорно засмеялся и Никитка.

Башкира повязали далеко за полночь, в кабаке. На окраине города, где он отчаянно кутил, как чувствуя конец своей разудалой, вольготной жизни.

Он было кинулся в бега, но ОМОН сработал грамотно, и через час Башкир куковал в СИЗО, скрежеща зубами, матерясь и пиная ногами бронированные двери.

Мимо его камеры-одиночки одного за другим тащили его подельников.

Одни фраерски гоношились, другие прикидывались безобидными овцами, пытались доказать ментам, что они без понятия, за что им повязали ласты. Менты отвечали щедро дубинками. Обещали утром дать всем по понятиям.

Утром его вызвал следователь из Москвы.

Следователь с первых минут допроса попер напропалую:

— Куда вы отправляли похищенных вами людей? И что за препарат вы им вводили?

— Первый раз об этом слышу, — от всего отказывался Башкир.

— Я вам напомню, Акбашев, — сухо сказал следователь и вызвал свидетеля.

Он узнал ее сразу, когда она вошла в кабинет. Как и раньше, красивая, но с копной седых волос. Она была из первого дела, проведенного на пару с Трояком. Тромбон тогда еще не был в курсе их новой операции. Это позже он охотно стал сотрудничать с Кавказом.

«Да, Химик рисанул нас. Насвистел, сработано на сто процентов, ничего не вспомнит за сто лет. Вот тебе и сто лет!» — затравленно думал Башкир, перебирая в памяти весь тот день.

— Ну, Акбашев, теперь вспомнили? — следователь дал знать о своем присутствии.

— Я ее первый раз вижу Кто она такая? Подсадная утка? — заявил Башкир, откровенно нагло глядя женщине в глаза.

Женщина вдруг сорвалась с криком со стула и набросилась на него, поцарапала все лицо, едва не лишила глаза, но вскочил следователь, прибежал на шум конвоир, и их растащили. Жаль, что он не прибил ее тогда. Вот сучка позорная.

Он тогда пригрозил, что пожалуется прокурору. На что следователь, ухмыльнувшись, ответил:

— Твое право, но я бы лучше промолчал про этот инцидент, он не в твою пользу. А, напротив, лишь доказывает твое участие в похищении.

Менты, видно, что-то перепутали и бросили его в общаковую камеру. Где он перетер поганую историю со своими уркаганами и сел строчить маляву Трояку. Он знал, где сейчас может находиться Трояк.

Но он не знал, что его пересадка была всего-навсего подстава для дурака. И он купился. Было большое желание заткнуть на веки вечные эту деревенскую лярву. И он плакался в записке подельнику.

Трояк не был таким размазней и ушел от облавы. Скрывался в цыганском поселке с тремя своими телохранителями. Куда милиции был путь заказан. В тот день, когда получил маляву от Башкира, он гасил непонятку водочкой.

Плюгавый шнырь, принесший записку от Башкира, на словах разложил весь расклад:

— Тромбона при задержании ранили, а Башкир чахнет в одиночке. Сказал, если помощи не будет, то всех заложит. Дело-то ведут московские следаки, жадные до сенсации. Особенно борзеет следователь по особо важным делам госпрокуратуры Корнейчук Владимир Павлович. Землю носом роет. Такой прилипала. Просто ужас. От него за будь здоров не отцепишься. А вся дрянь идет от одной деревенской занозы, Лебедевой Анны. Столько паскудства вылила, подчищать надо бы. Пожизненным пахнет. А тут еще продажа оружия и наркота.