Владимир Гончаров - Апокриф

Искусственно… Искусственно это все как-то… Про войну… Похоже, конечно. Если хочешь, чтобы было похоже, но — не то. Не на фронте же я завтра буду! Не перед стеной врагов, за которой своих-то и не видно… и некогда о них думать. Завтра я буду в своем родном городе, где нет вражеской обороны… Или все-таки она есть, но просто невидима? Слабое утешение… И мне нужно будет нажать кнопку. Если не нажму — ее нажмет другой. Результат будет тот же, но я никогда не доберусь до штаба ФОБ… И все будет продолжаться… Могу попробовать помешать. При благоприятном раскладе — помешаю и даже, может быть, останусь жив… А кто за меня полезет в логово? А сколько времени понадобится для подготовки нового человека? А если и он не сможет ради цели переступить через что-то… через кровь, прямо скажем, не сможет переступить, в нужный момент… Как взвесить все это? Эту кровь, которую я завтра пролью (или не пролью?), и ту, которая прольется, если я не приму на себя кровавое причастие?..

Они переночевали на съемной квартире: документов не требуется никаких, плата почасовая. Приют коммивояжеров и любовников. Каждый друг у друга на виду, возможности для посторонних контактов отсечены.

Рано утром Вагд сообщил, где именно заложено взрывное устройство. Выезжать на место для проведения акции следовало немедленно.

Для боевиков ценность плана, предложенного Тиоракисом, как раз и состояла в том, что радиомину можно было скрытно и очень быстро поставить в любую из более чем двадцати точек на пути следования автобуса, который каждое утро развозил смену жандармов из семейных казарм по охраняемым объектам и одновременно собирал домой тех, кто заканчивал суточное дежурство. В качестве вероятных мест закладки взрывного устройства были определены мусорные урны, колена водосточных труб, колодцы ливневых сливов… Рекламируя свой план перед представителем штаба ФОБ, Тиоракис напирал на то, что возможность установки мины в последний момент практически сводит на нет вероятность предотвращения теракта гэбэровцами, а в случае, если им это все-таки удастся, то вычислить предателя не составит труда, настолько узким будет круг посвященных.

И вот теперь Тиоракис попался в расставленную собственными руками ловушку. Он-то рассчитывал (и не без основания), что, доверив ему детальную разработку операции, штаб ФОБ и непосредственное руководство акцией также поручит ему. Это следовало из всех предварительных обсуждений предстоящего дела. Пользуясь такой вводной, Тиоракис полагал, что именно он определит и конкретную дату, и конкретное место подрыва. Это означало бы несомненную возможность своевременно предупредить «контору», и уж контора-то, зная все общие и частные детали плана, смогла бы предпринять нужные действия, чтобы, с одной стороны, — избежать жертв, а с другой, — обеспечить столь необходимую для продвижения своего агента видимость успеха террористов. Наработки такие были…

«Все! Все к черту полетело! Переиграли его. Вот интересно… подозревают? Или действительно — последняя проверка? Самая жестокая и верная?» — крутилось в голове у Тиоракиса, когда он шел к раннему трамваю, который должен был доставить его в район, где пролегал путь следования обреченного автобуса. В кармане куртки лежал врученный Вагдом пульт управления радиовзрывателем. Метрах в пятнадцати позади следовал «дублер» (или соглядатай? или и дублер-соглядатай?) — мрачный маами, которого Тиоракису представили только по кличке — «Крюк».

Надо сказать, подстраховка исполнителя дублером тоже входила в план, разработанный Тиоракисом. Вот только он не рассчитывал быть исполнителем. Во всяком случае, при таком раскладе, какой сложился теперь.

Внешне Тиоракис продолжал оставаться спокойным. Некоторую внутреннюю натянутость «товарищи по борьбе», разумеется, почувствовать могли и, наверное, даже почувствовали, но вряд ли обеспокоились: в конце-концов далеко не всякий с легким сердцем и несмятенной душой способен взрывать живых людей… Особенно, по первому разу.

А вообще, он чувствовал какую-то телесную отупелость. Как-будто его всего обкололи анестезирующим средством.

Временами Тиоракису все еще казалось, что он сможет под каким-то благовидным, с точки зрения боевиков, предлогом уклониться от участия в убийстве. Однако, любое рассуждение возвращало его к тому, что тем или иным образом спасая жизни жандармов, (которые сейчас, наверное, завтракают последний раз в своей жизни перед тем, как в последний раз отправиться к уже ожидающему их автобусу, который последний раз вывезет их за ворота семейной казармы) он, Тиоракис, обрекает на смерть несравненно большее число людей, которым неизбежно придется погибнуть, потому что все тот же Тиоракис, приложивший столько сил, набивая баскенские арсеналы взрывчаткой, не сделает того, ради чего ему все это было позволено, — не нанесет удара по штабу ФОБ. Да и отвести удар от жандармов вряд ли удастся. У Крюка — резервный пульт.

«Сдать Крюка прямо сейчас? — мелькнула на какое-то мгновение мысль в голове Тиоракиса — Как!? Руки ему заламывать? Это вряд ли… Такая здоровая скотина! Скорее он меня заломает. Кинуться к полицейскому? «Дяденька, хватайте террориста!» Глупее не придумаешь. Прежде всего потому, что Крюк грамотно держит дистанцию, и любая попытка моего контакта с представителем власти будет им совершенно правильно оценена. Но даже если и получится, — это, в любом случае, провал. Полный провал всей операции. «Фронт» закопается еще глубже, и все жертвы, которые уже положены на алтарь поставленной цели, окажутся совершенно напрасными… Что? Что делать?..»

Выйдя из трамвая в Старом городе недалеко от площади Четырех Святых, он направился к стойке уличного телефона, накрытого стеклянным навесом и, как было предусмотрено планом, уселся на находившуюся рядом лавочку. Ему в голову пришла отчаянная мечта: эх, если бы какая-нибудь болтливая дура да заняла сейчас телефон минут на сорок! Причем не просто дура, а скандальная дура, чтобы никакие доводы и просьбы освободить средство связи на нее не действовали! Тогда он не сможет получить финишную информацию, и акция, глядишь, отложится, а там — видно будет… Нет! Стойка свободна, и в такую рань никто не собирается занимать ее хотя бы на минуту.

Раздался резкий звонок, которым были снабжены вызывные устройства всех уличных телефонов. Тиоракис нехотя (со стороны, казалось — спокойно) поднялся и зашел под навес.

«Все идет по плану. Точка номер одиннадцать. Как понял?» — услышал Тиоракис голос Вагда и глухо отозвался: «Понял. Одиннадцать», — после чего мембрана телефона пропела ему отбой.

«Позвонить? — опять мелькнуло у него в мозгу. — Это все равно, что просто уйти. Вон, Крюк стоит в десяти метрах, делает вид, что изучает витрину… Куда ни кинь — везде клин, то есть, провал. А путь к победе, если она вообще возможна, только через убийство…»