Владимир Гончаров - Апокриф

Он все-таки дождался того момента, когда мать, напомнив всем, что «утро вечера мудренее», сама отправилась готовиться ко сну, и одним духом вывалил отцу все, что произошло с ним в течение дня…

Фиоси в самых общих чертах был в курсе того благого дела, которое его сын с одобрения и при непосредственном участии Хаардика Фантеса сподобился совершить без родительского, правда, благословения. Несколько недель назад Острихс доложил ему, как о свершившемся факте, сюрпризом, можно сказать, что он нашел-таки достойное и без какого-либо морального порока применение своему дару. Одновременно сын с гордостью поведал, что уже в тот же день вечером по телевидению можно будет посмотреть ролик социальной рекламы, а точнее, антирекламы с его участием, должной побудить граждан не спешить разорять себя повальным увлечением игрой в «механических казино». Фиоси ролик посмотрел и нашел пропагандистскую поделку весьма топорной и скучной. «Неужели, это может сработать?» — с очень большой дозой скепсиса спрашивал он сам себя. Зато появилась возможность, при желании, по несколько раз за день видеть сына на экране телевизора, в течение примерно минуты произносящим прописные истины в окружении солидного вида представителей муниципального собрания и духовенства. Что-то подобное, но со своей спецификой, разумеется, крутилось и на радио.

Фиоси даже довелось самому пожать некоторые лавры славы в связи с «просветительской» деятельностью сына. Почти все друзья, товарищи, приятели, сотрудники, просто знакомые при первой возможности считали своим долгом сообщить, ему и его жене, что они видели Острихса на экране или слышали по радио, и, дескать, «как он хорошо смотрелся и как умно говорил». Ямари по этому поводу светилась тихой материнской гордостью.

В общем-то, Фиоси было интересно, насколько эффективным может быть подобное мероприятие с участием его сына, но специально заниматься этим вопросом у него не было ни времени, ни возможностей, ни, надо сказать, особенного желания. Кроме того, ему, как и большинству обывателей, занятых повседневным трудом на небольшой, выделенной по жребию судьбы жизненной делянке, и в голову не пришло напрямую связать железные игровые ящики с именем папаши Дрио, о котором он, надо сказать, кое-что слышал. Еще менее Фиоси был склонен предполагать, что довольно убогая с виду акция социальной пропаганды может по-настоящему задеть чьи бы то ни было экономические интересы. В противном случае, он не был бы столь безмятежен.

Теперь, когда Острихс рассказал об аудиенции у папаши Дрио, причинах, по которым ему оказали такую «честь», и предъявленном ультиматуме, Фиоси моментально все понял, все связал и здорово испугался. Не за себя, не за жену, не за свое дело, — за сына. Смерть настоятеля Фантеса не казалась теперь только ужасной гримасой кривой судьбы, а пожар на фабрике — просто несчастным случаем, от которого никто не застрахован. Фиоси увидел своего сына несомненной жертвой, на которую нацелился умелый и безжалостный хищник. Матерый зверюга уже нагнал его и даже дал первую подсечку когтистой лапой. Вот-вот его мальчик, безнадежно потеряв опору, закувыркается в пыли, и ничто не сможет защитить его от мертвой хватки клыкастых челюстей…

Кто-то в подобной ситуации принялся бы кричать на сына, осыпать его упреками или даже проклятьями, обвинениями в самонадеянности, глупости и Бог еще знает в чем, но Фиоси сразу задавил в себе это недостойное и совершенно бесполезное желание, которое не может свидетельствовать ни о чем, кроме того, что человека парализовал ужас, и он, как животное, способен только истошно вопить в ожидании неминуемого и рокового нападения.

Собственно, в чем была вина сына? В том, что Провидение сподобилось наградить его необычной способностью? В том, что он хотел использовать эту способность во благо людям без какой-либо личной корысти? В том, что папаша Дрио обладает перевернутой моралью, а мальчик этого не знал, да и о существовании самого папаши Дрио не подозревал? Какой смысл нападать на близкого и любимого человека, виновного только в том, что он не мог удержаться от желания совершить добрый поступок? Это сродни тому, что стать в ряды тех, кто сейчас его преследует. Не то это! Вовсе не то! Вот именно теперь нужно быть полностью на его стороне, и тем самым, может быть, отвести беду…

— Ты так ничего и не скажешь, отец?

Фиоси сообразил, что он действительно довольно долгое время просидел молча, обдумывая все, что сказал ему сын, анализируя и сдерживая свои первые порывы, а также прокручивая в мыслях возможности для действий.

— Слушай, сын, — без предисловий и нравоучений, только судорожно вздохнув, начал он, — самый простой выход, который прямо-таки напрашивается в первую очередь, — это согласиться с тем, что от тебя требуют…

— Но, папа!!! — отчаянно, как-то не воскликнул даже, а будто бы рявкнул Острихс, ударив сжатыми в кулаки руками по жестким подлокотникам полукресла, в котором сидел.

— Не вопи! — спокойно и строго сказал отец. — Это я так, на всякий случай. А вдруг ты к этому внутренне готов и только ждешь поддержки со стороны? А?

Острихс отчаянно замотал головой:

— Нет, отец, это невозможно! Никак!

— Ну, я так и думал… В общем-то, я даже не считаю это нормальным выходом, сын. Видишь ли, эти ребята, если уж закусят край шкуры, то не остановятся, пока не заглотают все. Малым они не удовлетворятся. Придется продаваться со всеми потрохами. А в этом их супе вариться… Не знаю… Может, и богачом станешь… Но всю жизнь будешь ждать либо стука в дверь, либо пули в окно… Это упрощенно, конечно, но, в общем, где-то так… Мы тебя с матерью не для этого растили… Хорошо! С этим ясно. Теперь давай рассмотрим вариант обращения в полицию. Как думаешь?

Острихс в ответ только с сомнением пожал плечами.

— Вот и я сомневаюсь, сынок… Что мы там заявим? Строго говоря, тебе же прямым текстом никто не угрожал. И денег, например, никто не вымогал. Просто предложили поучаствовать в предвыборной компании одного из кандидатов в мэры. Честь, можно сказать, оказали. Все эти слова: «могут быть неприятности» — к делу не подошьешь. И в организации нападения на Фантеса никто не признавался. Да если бы и признавался! Это все равно было бы только с твоих слов… А непосредственные убийцы со всеми уликами у полиции есть. Что им еще надо? Приключений? Не нужно им приключения, я думаю. Теперь с нашим пожаром. Нам-то с тобою все ясно. А для полиции — беспочвенные догадки. Отчего пожар? От короткого замыкания. Это не кто-нибудь, а пожарный инспектор говорит. Экспертизы, правда, еще не было, но результат, скорее всего, будет тот же. А то, что сигнализация оказалась отключенной, так это, скажут, мы собственную халатность желаем свалить, с какой-то стати, на загадочных преследователей. Чтобы легче было получить страховку! Вот, что такое наш пожар… А между тем, мы то с тобой понимаем, насколько это всерьез. Раз они на такие уже шаги пошли, значит, точно — в покое тебя не оставят. Будут дожимать. Что нам остается, если без истерики рассуждать?