Владимир Гончаров - Апокриф

В маленьком горном отеле никто не спросил у него документа, и он записался в книге постояльцев под девичьей фамилией матери — Варбоди. Хвост из фамилии Тиоракис удалось обрубить только после высадки на железнодорожном вокзале, поскольку без предъявления паспорта билеты на поезда дальнего следования не продавали и в вагон не сажали, а хорошей «липы» у него не было. Потом он почти восемь часов ехал на автобусе до городка в предгорьях, потом еще четыре часа до горного курортного поселка, потом на такси до этой гостиницы, построенной на самой границе лесной зоны, где из-за последнего поворота уходящей вверх долины уже показывал грязный растрескавшийся кончик языка недалекий глетчер.

Здесь его никто не знал, и можно было не опасаться, что смогут скоро найти, но все равно это был тупик, угол.

Стоя на самом краю каменного обрыва, загипнотизированный вулканическим бурлением воды в каменном котле, он очередной (который уже!) раз за последние дни пытался оценить свое непрерывно ухудшавшееся положение.

Вчера вечером, когда Тиоракис вернулся в гостиницу после обычного блуждания по горным тропинкам, хозяин, очень словоохотливый по причине отсутствия достаточного количества хлопот, тут же поделился с ним сенсационными новостями:

— Господин Варбоди! Вы знаете, стала известна настоящая фамилия этого негодяя!

— Которого? — спросил Тиоракис, будучи вполне уверенным, кого имеет виду горный старожил.

— Того, который подвел под нож нашего Острихса!

«Смотри-ка ты! — не забыл в мыслях съязвить Тиоракис. — Уже и «нашего»! Быстро! Прямо-таки подвел и прямо-таки под нож! Много ты понимаешь!»

— Ну! Быть не может! — произнес он вслух.

— Очень даже может! Тиоракис его фамилия!

— Да? А как это стало известно?

— Да очень просто! Анонимное письмо! Прямо в ЧСК!

— М-м-м… Но, ведь Тиоракисов в стране, может быть, тысяч сто!

— Верно, верно, господин Варбоди! Но они уже проверили. Был такой тип в Пятом департаменте. А сейчас сбежал! Почему?

— Все равно это как-то… Ну, непрочно, что ли… Многие сбежали.

— И снова вы правы, господин Варбоди. В новостях тоже говорили, что это еще не окончательные выводы, но через несколько дней все станет совершенно ясно… Смотрите новости! Через полчаса очередной выпуск…

«Ну, просижу я здесь еще какое-то, может быть, довольно длительное время… Это, если у хозяина не возникнут какие-нибудь подозрения и он не заявит на меня в полицию… Денег хватит, наверное, на полгода… А потом? За кордон? Глупости! Сейчас на границе любого Тиоракиса наизнанку выворачивать будут. Сдаваться? Чтобы на долгие годы совершенно ни за что сесть в тюрьму? Начать оправдываться, рассказывать, кто есть кто? Придушат в камере! Или просто проигнорируют. Все роли в этой сказке уже распределены и меняться ими никто не заинтересован. Все очень хотят, чтобы главным и желательно, единственным негодяем был провокатор Тиоракис, сотрудник пятого департамента ФБГБ. Единственный способ как-то оставить это дело в подвешенном состоянии — исчезнуть. Чтобы никаких допросов, никаких очных ставок, никаких экспертиз, никаких судебных решений… Тогда версии останутся версиями, и всегда найдутся те, кто будут ставить официальное мнение под вопрос… Слабое утешение, в том числе и для моих родных, на которых станут пальцами показывать. Впрочем, без крепких юридических оснований, именно мою персону связать с этим делом будет сложно… Ну, был там какой-то Тиоракис… А какой именно? Исчезнуть… Легко сказать…»

Он сунул руку за спину под куртку и достал из-под поясного ремня небольшой короткоствольный револьвер, оружие ближнего боя. Был у него такой еще со времен «плясок с баскенцами». Подарок Крюка, нигде не зарегистрированный и никем не учтенный.

Тиоракис откинул в сторону барабан и экстрактором выбросил все шесть патронов на ладонь. Посмотрел пересчитал, сунул в карман. Взвел курок и поднес ствол к виску…

Ему и раньше приходила иногда дурацкая идея попробовать, как это выстрелить себе в голову? Он тогда тоже разряжал пистолет, упирал ствол в череп, но даже просто вхолостую щелкнуть спусковым механизмом у него не хватало духу. Очень опасался какой-нибудь роковой случайности…

А тут получилось! Легко так щелкнулось, беззаботно! Хотя самого щелчка слышно не было — все звуки заглушал рев воды под ногами. Пощелкал еще… Нормально!

«А давай-ка вот так» — и он вставил один патрон в крайнюю камору, которая должна была подойти под удар бойка последней. Это оказалось более остро. «А вот если я перепутал направление хода барабана, и она станет первой? — с интересом подумал Тиоракис и, тем не менее, снова приложил ствол к виску и нажал на спусковой крючок… Идет! Потом еще раз… и еще раз… и еще… и еще… и…

…стало именем нарицательным и синонимом слова предатель. Но на все это дело можно взглянуть и по-другому. И тогда вдруг окажется, что Тиоракис, может быть, единственный из нас, кто не предал Острихса. Ни тогда и ни после.

Бытует такое совершенно справедливое мнение, что предать могут только свои. А Тиоракис ни Острихсу и никому из нас с самого начала своим не был. Ведь, в соответствии с версией, которая давно уже почитается за истину, его принято считать кадровым офицером государственного политического сыска, а значит, в нашем кругу он только носил маску «своего». Его никто не перекупал и не перевербовывал. Он никогда не перебегал из нашего стана в стан врага. Тиоракис просто выполнял свой долг, так, как он его, наверное, понимал, согласно приказу, присяге… Или что у них там еще?

А вот если посмотреть на нас…

Слова предать и продать в определенном контексте очень часто рассматриваются как синонимы.

Репт, кажется, первым стал приторговывать памятью Острихса и доставшейся ему от него, как бы по наследству, некоторой толикой ореола чудотворца. Он бы и сам это сообразил, но настоящий размах предприятию под названием «Учение Острихса» придал депутат Федеральной Палаты парламента Виста Намфель…

Сразу вслед за тем как Объединенное Отечество рухнуло со своих командных высот, между партиями, претендовавшими на роль победителей в Весенней Революции, началось неизбежное соперничество по поводу того, кто заполнит собою наибольший объем в образовавшемся вакууме власти. Нахальство и наглый напор какого-нибудь нового вождя, могут сыграть в такой момент первостепенное значение. А если удастся добавить к этим замечательным качествам необходимую долю харизмы и завоевать с ее помощью, хотя бы на некоторое время, поддержку возбужденной толпы, то лавры «царя горы» в революционной свалке ему обеспечены.