Владимир Гончаров - Апокриф

К моменту заключения Совильского мира Президент Стиллер уже два года как покоился на Национальном кладбище в Мемориальном парке столицы, а младший брат Лорри — Темар, скорее всего, лежал в какой-нибудь безымянной могиле в не известном никому месте, если вообще его телу довелось быть преданным земле…

Примерно за полтора месяца до Отнарского перемирия в одном из респектабельных особняков, стоявшем среди небольшого, хорошо ухоженного, надежно огороженного и бдительно охраняемого парка, находившегося на берегу Сарагского озера, что в получасе езды на автомобиле от центра столицы НДФ, состоялась знаменательная встреча двух людей. Один из них (штатский) возглавлял ФБГБ — ведомство внутренней и внешней политической разведки и контрразведки, а другой (военный) был никем иным, как начальником Генерального штаба вооруженных сил страны. Эта их встреча была уже не первой.

— Как наши дела на фронте генерал? Победа близка? — спросил главный разведчик-контразведчик главного стратега таким язвительным тоном, который не оставлял никаких сомнений относительно личного отношения вопрошавшего к перспективам «близкой победы».

— Будет вам острить, господин полицейский! Надоело и не ко времени… — ответствовал генерал, с удовлетворением отметив про себя, что главу ФБГБ от «господина полицейского» передернуло.

— Хорошо, хорошо, Ланцер, не буду, — примирительно сказал штатский, переходя с официального «генерал» на обращение по имени.

— Да уж, давайте не будем… Давайте лучше сразу о деле, Кафорс, — моментально согласился на перемену тона беседы генштабист. — На фронте все то же, и ничего нового не будет. Ресурсов для создания стратегического перевеса в каком-либо месте и для достижения таким образом решительного успеха — нет. Даже если мы переиграем разведку противника, все равно — ресурсов нет. Экономика на пределе. Качество вооружений падает. То, что в начале войны делалось из качественных материалов, — теперь гонят из эрзацев. Броня танков лопается, как яичная скорлупа, бомбы не взрываются, зато оружие разрывается в руках у солдат. Все натянуто как струна. С «боевым духом» — сами знаете как. Лучше меня знаете. По части «духа» у вас информации больше, чем у меня. Так что на энтузиазме не вылезем. Кончать все это надо! Как-то…

— Дух… Да, дух тяжелый… Трупный, я бы сказал, дух… По всей имеющейся у меня информации — одинаково гадкий как на фронте, так и в тылу. Одним вас могу успокоить, Ланцер, у равнинцев дела обстоят не лучше. И с «духом», и с вооружениями.

— А то я сам этого не знаю! Для этого и данных военной разведки достаточно. Послушайте, Кафорс, зачем нам политическая разведка, если и так все ясно?

— То есть вы хотите сказать, что мы хлеб зря едим?

— Эм-м-м…

— Хотите, хотите! Однако, как человек трезвый, общаетесь все-таки со мной, а не с шефом ВР. А знаете, почему? Потому, что понимаете: суперколонель Картэна — верный соратник маршала Венара… А эти два парня только и мечтают о войне до победного конца… А еще они мечтают перевешать всех армейских «голубей», впрочем, как и штатских, чтобы не мешали им покрывать себя неувядаемой славой. Вас, дорогой Ланцер, между прочим, числят в «голубях». Знаете?

— Эм-м-м…

— А я знаю! Хотите повисеть?

— Кафорс, ну что вы, право! Мы же вроде договорились: говорить только по делу…

— Договорились! А что вы цепляетесь?

— Какой вы нервный, в самом деле… Ну, извините.

— Будешь тут нервным! Сидим, как на бомбе…

Пока два человека в особняке близ столицы играли прелюдию к более серьезной части своего разговора, младший брат Лорри — Темар находился в траншее полного профиля, в трехстах метрах от такой же траншеи, отрытой противником. За неимением молельного табурета, усевшись в предписанной ритуалом позе на поставленный на попа патронный ящик, он мысленно общался с Богом. Темар благодарил Бога за все испытания, которые тот щедро рассыпал перед ним, чтобы проверить крепость его веры, и дать ему окончательно убедиться в своей «посвященности».

«Посвященность» не была степенью в религиозной иерархии, ее нельзя было приобрести даже самым глубоким знанием Завета Истины или освоением всех тонкостей богослужения. Ее можно было найти только внутри себя. Это было потрясающее чувство отрыва от привычных связей материального мира, которые замещались ощущением непосредственного контакта с самим Богом и осознанием того, что «посвященный» является прямым его, Бога, орудием. Может быть, кто-то это чувствовал по-другому, но Темар ощущал это именно так.

С некоторых пор любая невзгода или потеря, которые для обычного человека могли бы стать потрясением и настоящим горем, служили ему только лишним подтверждением того, что Бог, в своей великой милости обрывая сковывающие Темара мирские связи, все более приближает его к себе, подводя к некому итогу, за которым последуют переход в вечность и полное слияние с Великой Сущностью.

Если разрыв с Лорри почти два года назад заставил его переживать и даже страдать достаточно длительное время, то конфликт с Адди, вызванный отказом Темара использовать совершенно реальную возможность отсрочки от призыва на военную службу в связи с необходимостью ухода за тяжело больной матерью и престарелой бабушкой, оставил в его душе только некоторое чувство неловкости, которое, впрочем, быстро потонуло в гордом ощущении своей способности принести любую жертву во имя Святой Веры.

Он легко, с каким-то даже наслаждением, перенес все «прелести» учебной военной части: дурную пищу, вонь казармы, жидкую грязь, дым и грохот штурмовой полосы, пот и кровавые пузыри на ногах от марш-бросков, хамский ор фельдфебелей… Это — от Бога! Бог готовит его для подвига и для встречи с собой!

Попав в окопы, он сразу вызвал невольное уважение старых вояк тем, как совершенно спокойно и даже равнодушно перенес первую для него бомбежку. А ему действительно не было страшно. Он не боялся умереть. Он думал только о встрече с Богом, о том, будет ли он удостоен этой чести прямо сейчас, или Великой Сущности понадобится еще некоторое время подержать его в этом мире для какой-то неведомой цели… И когда бомбежка закончилась, он по свистку субкорнета, только отряхнув со стального шлема и другого своего армейского обмундирования насыпавшуюся землю, одним из первых стал к брустверу, выложил на него свою винтовку и стал деловито ловить в прицел и выбивать из надвигавшейся вражеской цепи качающиеся на бегу звенья человеческих фигурок. Это — Бог! Он — рука Бога!

Ротный командир, который передал ему телеграмму Адди о смерти матери, был поражен не столько спокойствием, с которым Темар принял это известие, сколько его решительным отказом использовать предоставлявшийся в таких случаях солдатам краткосрочный отпуск. Ротный не догадывался о том, что было совершенно ясно Темару. Это — Бог! Бог испытывает его! Бог убирал всех, кто стоял между ним и Темаром.