Владимир Гончаров - Апокриф

Венар снял наушники и положил на стол микрофон. Судя по всему, он был очень доволен.

— Теперь соедините с командиром резервного десантного!

Офицер связи, заглянув в секретный блокнот, назвал радисту условленную волну и позывные.

На этот раз прошло не менее пяти минут, прежде чем маршал услышал в наушниках очередную приятную весть: полк в воздухе, расчетное время прибытия на Центральный аэродром — через пятьдесят минут. Полторы тысячи отборных, отдохнувших бойцов! Все возьмем под контроль! Всех передушим!

Избавившись от наушников, Венар приказал офицеру связи:

— Книста ко мне!

Адъютант Книст, всем своим видом выражая готовность расшибиться в лепешку ради маршала, стремительно вошел в кабинет, лихо козырнул и щелкнул каблуками:

— Слушаю, господин маршал!

Венар в это время уже сидел за столом и один за другим быстро подписывал какие-то документы.

— Вот что, Книст! — сказал он, засовывая подписанное в поданный ему офицером связи большой конверт из плотной бумаги. — Возьмите связную бронемашину и немедленно в Телерадиоцентр. Передадите этот пакет Картэне. Он там. Ему, и только ему! Понятно?!

— Так точно!

— В случае невозможности передать лично Картэне, — свяжитесь со мной и ждите распоряжений. В случае отсутствия связи и невозможности возвратиться, или при угрозе… Нет! При намеке на угрозу того, что бумаги могут попасть в чужие руки, — немедленно уничтожить! Как поняли?

— Так точно! Понял! — и Книст слово в слово повторил инструкцию маршала.

— Выполняйте!

— Есть! — откозырял адъютант и почти выбежал из кабинета.

Венар хлопнул в ладоши и довольно потер их одну о другую.

И напрасно.

Книст все так же стремительно и целеустремленно прошел по коридору до лифта. Можно было бы ожидать, что, войдя в кабину, он нажмет кнопку с надписью «1», спустится на первый этаж и, миновав помпезный вестибюль, устремится к стоявшему у подъезда бронеавтомобилю… Однако адъютант поступил по-другому. Против ожидания, Книст нажал на кнопку с надписью «-3», что означало — «подземный этаж, третий уровень». Маршал очень удивился бы, узнав, что его посыльного понесло куда-то в преисподнюю. Еще более удивительно было то обстоятельство, что бравый адъютант уверенно ориентировался в подземном лабиринте.

Пройдя по полутемным, освещенным лишь редкими дежурными лампочками, невысоким коридорам с проложенными под потолком какими-то коробами, трубами и жгутами проводов, он остановился перед самой примитивной металлической дверью, за которой находилось, видимо, некое техническое помещение.

Для порядка оглянувшись, Книст постучал в железное полотно условным стуком. Дверь приоткрылась, и адъютант скользнул в темноту за ней. За его спиной почти неслышно лязгнул запор, и только после этого зажегся неяркий свет.

Помещение оказалось довольно обширным, напоминало небольшой низкий зал и, скорее всего, было складом чего-то, поскольку довольно значительную площадь его занимали нагроможденные друг на друга деревянные ящики и картонные коробки разных размеров.

Кроме значительного числа неодушевленных предметов здесь же находились и вполне живые лица, а именно, — двадцать два бойца специального штурмового подразделения Службы силовой поддержки Седьмого департамента ФБГБ. Одетые в «рабочие» комбинезоны черного цвета, с лицами, вымазанными маскирующей мастикой, они почти сливались с густыми тенями, скопившимися по углам скудно освещенного помещения, в ущельях между штабелями ящиков и сами казались мрачными, капризно-причудливыми выростами этих самых теней.

Возглавлял штурмовиков Ксант Авади, тот самый, который почти четыре года назад выполнял мелкое и неприятное («дурацкое» — по его собственным словам) поручение об удалении из столицы горного инженера Варбоди, досаждавшего своими несвоевременными претензиями вице-министру недр и добычи. С тех пор умный, распорядительный и в меру честолюбивый субинтендент успел дослужиться до суперинтендента, занять должность заместителя начальника Службы охраны высших должностных лиц, попасть на заметку к самому Кафорсу и стать одним из тех немногих офицеров, которым глава секретного ведомства мог поручать самые щекотливые и ответственные дела. Именно Ксант Авади, детально знавший по роду своей работы все закоулки и тайные тропы Главной Государственной Резиденции, провел штурмовое подразделение через подземную коммуникацию в самое подбрюшье штаба маршала Венара, который, огородившись плотным частоколом из бойцов мотострелкового батальона, все еще полагал себя в полной безопасности.

— Ну, что? — без церемоний обратился Ксант к адъютанту.

— Венар в эйфории, очень доволен. Ну, и вот… — ответил Книст, протягивая Ксанту пакет, который должен был передать Картэне («ему и только ему»).

— Ну-с! И что здесь у нас? — заинтересованно спросил Ксант, извлекая из пакета бумаги. — Ну-ка! Подсвети, Книст… Вот фонарик… Ага! Отлично! Великолепно! Воззвание… Приказ об аресте шефа… Ланцера… декрет об отставке кабинета… декрет о роспуске парламента…. Замечательно!! Ну, Книст! Ты и отличился! Крути дырку для ордена. С этими бумагами шеф из Венара колбасу сделает и собакам ее скормит!

— Дырки в мундире не только от орденов бывают, — осторожно отозвался адъютант. — Как бы их нам десантура не насверлила. Насколько я могу судить, они уже на подлете. Да и Венар уж больно уверен и доволен…

— Ну, это он зря! — отрезал Ксант.

Ксант знал, что говорил. Он сам участвовал в итоговых переговорах Кафорса с маршалом авиации и выполнял роль доверенного связника между главными участниками заговора.

Большинство военных летчиков души не чаяли в своем военном предводителе и между собой с почтительным обожанием именовали его Ураганом. Отвага и напор, в идеальной пропорции смешанные с пилотажным мастерством, еще во время Войны за Объединение позволяли ему рвать в клочья боевые порядки вражеских самолетов и неизменно приводить к победам в воздушных боях свою эскадрилью. Столь же стремительно и виртуозно он поражал и завоевывал женщин, унося их в смерче неподдельной, но, как правило, короткой страсти в заоблачные выси чувственных наслаждений. Одно слово — Ураган! Эффектный внешне, жизнелюбивый, веселый и общительный, он, вне боевой обстановки, был неожиданно осторожен, не лез на рожон и знал: кому, где и что можно сказать. Его боевые и прочие личные таланты были замечены и должным образом оценены. Он быстро продвигался по служебной лестнице: командовал авиационным полком, воздушной дивизией, армией, и вот — маршал авиации.

Ланцер довольно долго вытанцовывал вокруг Лаарта (как на самом деле звали Урагана), прежде чем удалось достичь с маршалом авиации необходимой степени откровенности, без которой детальная разработка его роли и степени участия в заговоре была бы немыслима. Отважный Ураган довольно долго осторожничал, стараясь использовать все доступные ему возможности для того, чтобы убедиться, во-первых: не является ли вся эта история просто провокацией; во-вторых: достаточно ли сильны его потенциальные партнеры, чтобы к ним можно было примкнуть в расчете на победу, а не на дырку в голове; и в третьих: какие дивиденды он, и без того достигший высшего командного звания, сможет получить, если вся эта история выгорит? В самом деле — нужно же чем-то оплатить степень риска. Чего ради просто так лоб расшибать, если у маршала авиации и без того почти все есть?