Владимир Гончаров - Апокриф

«Вот те раз! — несколько позднее обдумывал ситуацию Тиоракис. — И что стоят мои иксы, игреки и зеты, если зашифрованные под этими буковками люди вполне легко, видимо, вычисляются при той самой перекрестной проверке… Ну, собственно, и что? В конце концов, именно я дал обобщенную информацию и именно я высказал острую оценку всей этой достаточно очевидной для большинства неуклюжести правительства. Значит, и ответственность на мне. Пусть знают, что о них люди думают! Может быть, в этом и есть мое назначение? Может быть, именно таким образом подготовленная объективная информация действительно лучше усваивается властью? Когда исходит, так сказать, от своего, а не от раздраженного и озлобленного противника…»

Такой взгляд показался Тиоракису вполне приемлемым и дающим ему моральное право продолжить свое сотрудничество с ФБГБ, тем более, его деятельность не имела, пока, во всяком случае, никаких последствий для тех людей, высказывания которых он цитировал в своем отчете.

В течение следующих полутора месяцев по просьбе своего куратора и снова под прикрытием «журналистской» работы он провел еще одно «исследование», на этот раз по вопросу распространенности сепаратистских настроений среди студентов из национальных кантонов. Такой интерес со стороны ФБГБ был вполне понятен. Сепаратизм в свое время, еще в годы стиллеровского правления и шестилетней войны, загнанный в глухое подполье весьма жесткими репрессивными мерами, в последние годы снова стал поднимать голову. В нескольких национальных кантонах возродились и даже были официально зарегистрированы политические партии явно националистического толка. Мало того! Они уже стремились создать единое, в рамках всей страны, движение, при этом, разумеется, резко оппозиционное федеральному правительству. А вот в традиционно самом беспокойном национальном кантоне Баскен — впервые за последние несколько десятков лет был совершен целый ряд террористических актов против представителей органов власти, полиции и армии. Это уже вовсе никуда не годилось!

Тиоракис за этот свой второй опыт получил некое вознаграждение, «гонорар», как выразился куратор, передавая ему конверт с купюрами. Деньги были не бог весть какие, но и не символические. Тиоракис попытался было поотнекиваться, но куратор очень вежливо объяснил, что традиции их ведомства не позволяют использовать секретных сотрудников без вознаграждения. Работа без вознаграждения вызывает подозрение. Это ненормально. Бывают, конечно, случаи, когда агенту вовсе не платят денег. Но это значит, что с ним расплачиваются другим. Молчанием, например. Или, напротив, агент сам сильно задолжал каким-либо образом и вынужден отрабатывать. «Пусть лучше чаша сия вас, мой молодой друг, минует», — заключил Стаарз (так звали куратора, или, во всяком случае, он таким именем счел возможным назваться).

Из отчета Тиоракиса вытекало, что сочувствие националистическим и даже сепаратистским движениям в кантонах довольно широко распространено среди версенцев, соллийцев, маами и, разумеется, баскенцев, обучавшихся в университете. Последнее время они начали активно объединяться в землячества, чего в прошлые годы как-то не наблюдалось. В частных разговорах и спонтанных дискуссиях многие представители «некоренных национальностей» высказывали недовольство «засильем федерального центра» и были склонны оправдывать даже террористические эксцессы, допускаемые национал-радикалами. Среди членов землячеств ходили непонятно кем изданные статейки да брошюрки, в которых совсем не канонически излагались некоторые моменты отечественной истории, прежде всего «Войны за объединение», ставились под большое сомнение благие итоги федерализации, а также делались весьма обидные для титульной нации выпады по части чуть ли не насильственной ассимиляции «малых народов», гонений на национальные культуры и экономическое обирание национальных кантонов. Тиоракису удалось выяснить, что некоторые собрания землячеств проходят в совершенно закрытом режиме, но, что там делается, — осталось для него тайной. Он пробовал порасспросить некоторых своих знакомых и приятелей, бывавших на таких собраниях, о чем это они там секретничают, но ничего конкретного узнать не смог. При всей мутности и уклончивости ответов, основным их посылом было: «А твое какое дело?» Правда, один из его приятелей — баскенец, учившийся в параллельной группе, выразился чуть более определенно. «Понимаешь, брат, — сказал он с оттенком некоторой снисходительности, — там мы решаем наши баскенские дела. Вот последний раз к нам интересный дядька с родины приезжал. Очень верные и нужные вещи говорил… Какие? Извини, брат, я же тебе сказал, — это наши баскенские дела. Когда-нибудь узнаешь… Все узнают!»

Что касается Тиоракиса, то он, хотя и с некоторыми оговорками, являл собой вполне оформленный продукт официальной идеологии и поэтому впитал идеи федерализма всеми порами своей патриотической души. Ему всегда казалось, что жить в большом и сильном своим единством государстве — очевидное и неоспоримое благо для любого человека любой национальности. И ему представлялось, что так же думает абсолютное большинство граждан НДФ. Но вот теперь, когда он по заданию своих новых руководителей нырнул в тему чуть поглубже уютного и теплого пропагандистского слоя, его поразило, насколько наивными были такие его представления. Разговоры и дискуссии по этому вопросу, которые он сам старательно провоцировал, проходили неожиданно остро и неприятно, нередко заканчиваясь на грани конфликта. Здесь было все: и обвинения представителей титульной национальности по адресу «нацменов» в неблагодарности, иждивенчестве, государственном недомыслии; и яростные нападки другой стороны на «вековых угнетателей», «эксплуататоров национальных окраин», великодержавников с тупым имперским мышлением…. Получалось, что вот теперь, после того как со времени «Войны за Объединение» прошло уже более пятидесяти лет, после того как, казалось, в стране сложилась некая новая общность (пропаганда твердила о братстве!) людей, — откуда-то и непонятно по какой причине снова стали всплывать старые и вроде бы давно забытые взаимные обиды и, как следствие, — призывы поделить горшки и игрушки… А горшки, как известно, где делятся — там и бьются.

Тиоракис был неприятно поражен. Одно дело бытовые анекдоты и кухонные сетования на жмотство версенцев, или на ледяной практицизм маами, или на нахальство баскенцев, а другое дело, когда твой товарищ, умный и эрудированный парень, приехавший на учебу в столицу из национального кантона, распаляясь в споре, с пеной у рта и безумными глазами талдычит тебе, что твоя страна, твоя Родина, которую ты с детства привык любить как мать родную, для него (подишь ты!) вовсе и не мать, а дурная мачеха и вообще — «тюрьма народов».