Владимир Гончаров - Апокриф

— Как мне жаль, что я воспользовался твоей рекомендацией! Кстати, Самас, у тебя есть еще одна возможность «спасти» меня… Совсем просто: донеси, куда следует.

— Иди ты!

— И тебя тем же концом по тому же месту!..

Такой чести — сразу стать бойцом «Фронта освобождения Баскена» — Тиоракиса никто не удостоил. Сей привилегии нужно было добиваться и доказывать свое право на нее.

Баскенцы вообще отличались наивным высокомерием, и в своем большинстве относились ко всем прочим представителям человеческого рода, как, наверное, кошки относятся к людям: дозволяют себя кормить, терпят ласку, когда им этого самим хочется, считают выше своего достоинства придерживаться установленных двуногими бестолочами дурацких порядков и, ежели получилось против шерсти, могут, в лучшем случае, нагадить вам в тапки, а в худшем — изодрать когтями и зубами так, что — мама не горюй!

Баскен занимал почти всю территорию довольно обширного приземистого плоскогорья на юго-западе страны. Плоскогорье это более всего напоминало основательный кусок совершенно засохшего мелкодырчатого сыра. Из конца в конец его поверхность пробили глубоченные каньоны, а плоские каменистые пространства между ними были пронизаны несчетным числом запутанных карстовых ходов, проточенных потоками древних вод в прошлые геологические эпохи.

Предков нынешних баскенцев когда-то в незапамятные времена занесло сюда невесть откуда одной из волн переселения народов. Тут, в этом каньоно-пещерном дуршлаге, они и застряли на века. Застряли и стали вечной занозой в заднице сначала у окружавших плоскогорье разных царств, королевств и герцогств, потом у Великой Северной Империи, потом — у сменившей ее НДФ.

Величественный, но скудный водой и растительностью ландшафт позволял поселившимся здесь людям содержать небольшое количество скота и разводить тощие огороды на редких пригодных для обработки террасах, лепившихся по бортам каньонов. Правда, жилья было навалом! Занимай любую пещеру, любого размера! Так что самый последний бедняк среди баскенцев «крышу» над головой всегда имел. Разница была только во внутренней обстановке.

В общем, роды неведомого племени, проживавшие в пещерных городках, прозябали бы себе в нищете и безвестности, воруя друг у друга скот и женщин, если бы через высохшие вены каньонов Баскена не пролегли пути торговых караванов между севером и югом континента. Тут баскенцы сообразили, что грабить можно не только своих соплеменников.

На долгие века они превратились в бич трансконтинентальной торговли, обложив ее обороты огромной и, нередко, кровавой пошлиной. С ними пытались бороться, но безрезультатно. Дисциплинированные фаланги, сносившие могучие империи, всесокрушающая мощь стальных рыцарских клиньев, фантастическое умение имперских лучников, или регулярный натиск гренадерских каре, способные смирить любых варваров, — все было совершенно бесполезно и беспомощно против засевшего в каком-нибудь «кошачьем лазу» баскенца, обороняющего одному ему известные лабиринты своего подземного царства.

Карательные экспедиции приходили и уходили, вытоптав в отместку несколько жалких клочков обработанной земли, да прирезав с десяток коз, которых не успели спрятать в подземных укрытиях. Случалось захватить, посадить на кол, повесить или расстрелять (в зависимости от меры грубости нравов, характерной для той или иной исторической эпохи) несколько баскенцев. На этом все кончалось, и пещерные сидельцы продолжали нападать на торговые караваны, щедро платя своей и чужой кровью за захваченные богатства.

За прошедшие века сформировался национальный характер баскенца — отчаянного храбреца и головореза, не знающего и не признающего никакой регламентации, кроме родовой, готового отстаивать свое право на свободу и волю (в собственном, разумеется, понимании) перед любой силы противником и, несмотря ни на какие потери.

С ними пытались договориться на довольно унизительных для гордых своей цивилизованностью народов условиях. Но согласие одного или даже нескольких баскенских князьков получать регулярное отступное взамен отказа от нападений на торговые пути совершенно не означало, что на это же согласятся остальные. Централизованной власти Баскен никогда не знал. Кроме того, уже «замирившийся» князек мог в любую минуту на что-нибудь «обидеться», посчитать договор нарушенным и возобновить нападения.

Между самими баскенцами тоже не все было гладко. Они весьма остро соперничали за наиболее добычные места на караванных путях и резались друг с другом беспощадно в случае нарушения сложившихся границ «охотничьих владений». В результате братоубийственных схваток постепенно сложилась система родовых кланов, державших каждый свою территорию, зло конкурирующих друг с другом, но всегда объединявшихся для отпора попыткам извне прекратить их разбойничью вольницу.

А прекратить это безобразие очень хотелось, ибо другие пути с севера на юг были значительно более длинными или гораздо менее удобными. Кроме того, страна (тогда еще Империя) в то время устремилась распространять свое влияние на те территории, которые ныне стали Южными кантонами. Их освоение, а также необходимость противостояния встречной экспансии Королевства Великой Равнины (тогда еще не Соединенного), требовали коротких и надежных коммуникаций. А тут чертов Баскен! Снова началась бесконечная и безнадежная, как ее называли, «Пещерная» война. Она была проклятием до такой степени, что правительство стало использовать постоянно действующую зону боевых действий в качестве своего рода смертельной каторги, куда под пули и клинки баскенских головорезов ссылались разного рода вольнодумцы, светские забияки, излишне отличившиеся на стезе благородных дуэльных убийств, проштрафившиеся солдаты, добровольцы из числа закоренелых преступников, решившие обменять жизнь в тюремном замке на сомнительную свободу военного строя и призрачную надежду купить себе волю кровью, прочие сыны отечества, для которых начальство почему-либо посчитало непокорный Баскен наилучшим пристанищем. Залетали туда, конечно, и неисправимые романтики, вроде мушкетерского суперкорнета Вела Йолттсо, начавшего свое восхождение к лаврам великого писателя с написания небольшого рассказа «На конопатке». «Конопаткой» называлась придуманная одним из стратегов Пещерной войны тактика выдавливания баскенцев из их подземных крепостей. Она состояла в том, что, придя в зону предполагаемого расположения подземного поселения, солдаты начинали последовательно взрывать пороховыми зарядами и плотно забивать камнями («конопатить») любые самомалейшие ходы и щели, ведущие в недра плоскогорья. Баскенцы, понятное дело, этому всячески препятствовали. «Конопатка», как правило, приводила к перестрелке и схватке, что, собственно, и составило сюжет занимательного рассказа, который представил публике суперкорнет Вел Йолттсо.