Феликс Розинер - Некто Финкельмайер

Никольский, как боксер на ринге, стоял с чуть расставленными ногами и отвечал на вопросы общественного обвинителя.

— А ваша жена — где она проживает?

— Уехала. А зачем вам моя жена? Что вам нужно о ней узнать?

— Материал есть такой, что ваша жена вела себя аморально с гражданином — вашим другом, которого так выгораживаете, что он в быту скромного поведения.

— Откуда у вас такой материал? Он в деле? Или вы имеете в виду статью в газете? Там мое имя и имя моей жены не указаны. Откуда вам это известно?

— Свидетель, отвечайте на вопрос! — приказала судья.

— Хорошо, отвечаю: у меня жены нет.

Адвокат от удовольствия откинулся на спинку стула и забарабанил пальцами по столу. Обвинитель растерянно оглянулся на судью.

— Как нет? — пришла та на помощь. — Но была же у вас жена!

— А это другой разговор, — согласился Никольский. — Была. Но мы разведены. И чтобы избавить уважаемого общественного обвинителя от очередного вопроса, скажу сразу, что сперва моя бывшая жена из моей квартиры уехала, а потом уже мой друг Финкельмайер в мою квартиру въехал.

— Вы не уклоняйтесь, — с угрозой добивался своего обвинитель, — вы нам подтвердите факт нарушения моральных норм общежития, с вашей супругой обвиняемый был в незаконной связи?

— Постыдились бы! — зло бросил Никольский и кивнул на Фриду. — Мало вам? — довели до слез.

— Потрудитесь ответить! что вы знаете! — настаивала судья. — Вы должны проявлять уважение! Вас тоже могут привлечь за недостойное поведение в суде, напоминаю!

— Пожалуйста: отказываюсь подтвердить! Мне ничего об этом вашем факте неизвестно!

— У нас есть другие свидетельства! — сказала судья.

— А я повторяю: мне об этом не-из-вестно! И я ничего не могу добавить к тому, что уже сказал!

— Садитесь! — оборвала судья. — Но с вами еще не закончили, имейте в виду.

— Дело ваше! — задиристо ответил Никольский. Когда он с победоносной миной усаживался около Фриды, адвокат укоризненно покачал головой.

— Полегче, полегче, молодой человек.

— А, ладно!.. Арон, ты как..?

Арон улыбнулся кисло. Никольский принялся что-то шептать на ухо Фриде. Адвокат схватил очки, подобрался, — перед судом уже стояла редакторша издательства — беспокойная, худощавая женщина лет около сорока — сейчас Арон ее впервые видел без сигареты и гладко причесанной, прибранной. Адвокат расспрашивал ее с подчеркнутой неторопливостью, всякий раз повторяя вкратце основной смысл ответа, — редакторша, наоборот, выпаливала быстро, но говорила с оглядкой, возвращаясь к уже сказанному и поправляя то одну, то другую поспешную фразу. Как давно она знает Финкельмайера — она не может точно сказать, несколько лет, точнее не помнит; а разве ее знакомство с ним не совпадает с первой публикацией переводов стихотворении Манакина? — не могу сказать точно, я редактор книги Манакина, а переводы публиковались в периодических журналах; однако же Финкельмайер утверждает, что это вы работали в свое время в редакции журнала, что это вы, узнав от него, что он, Финкельмайер, едет в Сибирь, просили привезти оттуда стихи одного из национальных поэтов, разве это было не так? — возможно, да-да, вспоминаю, действительно, что-то было, но я не помню точно, когда это происходило; а нельзя ли это при необходимости установить по дате публикации? — конечно, при необходимости это легко; а скажите, там была указана фамилия Финкельмайера? — я не помню, возможно, хотя, я не знаю, может быть, и не была, у нас существует такая практика, что не всегда имя переводчика мы указываем; а, вот это интересно, существует такая практика, а как выплачивается гонорар? — гонорар в мою компетенцию входит постольку-поскольку, этим занимается бухгалтерия; а все же? вот с той же книгой Манакина? с кем был заключен договор, кто получал гонорар? — Манакин! договор был с Манакиным! — вам при этом было известно, что именно Финкельмайер перевел стихи Манакина на русский язык?

Тут ей окончательно стало ясно, куда гнет адвокат. Редакторша лихорадочно обдумывала, как ей говорить дальше.

— Все ваши вопросы относятся к прошлому, суду важно поведение Финкельмайера после того, как он бросил работу, — сказала судья.

— Мои вопросы прямо связаны с разбираемым делом! — жестко сказал адвокат. — Вы снимаете мой вопрос? Это записывается в протоколе?

— Нет-нет, продолжайте! — уступила судья.

— Итак: было ли вам, при заключении договора с Манакиным, известно, что Финкельмайер перевел его стихи?

— Н-не знаю…

— Вы предупреждены об ответственности за отказ давать показания!

— Я не могу восстановить, процесс издания длительный и… — Тут редакторшу осенило. Она быстро повернулась к судье: — Я должна говорить о фактах — официальных?

— Да, говорите, говорите об официальных, — ответила та.

— Официально обстоит дело таким образом, — оживилась редакторша. — Договор заключен с Манакиным, и Манакин весь гонорар получил один. Официально никому не известно, кто переводил его стихи, может быть, сам Манакин, почему бы и нет? Мы получили готовую рукопись, мы ее издали.

— Ах, вот как! — иронически воскликнул адвокат. —А Финкельмайер, — он появлялся у вас в редакции?

— Не все ли равно? Пусть себе появлялся, мало ли кто появляется!

— Отвечайте: участвовал ли Финкельмайер в подготовке рукописи к печати?

— Н-ну, положим, участвовал. То есть как участвовал? —неофициально! Это нигде не зафиксировано. Как бы по своему личному желанию.

— Финкельмайер утверждает, что он, уйдя с работы, жил на деньги, которые получил за перевод этой книги. Подчеркиваю, что доказать это обстоятельство очень важно. Получал он деньги за перевод или нет?

— Он? Он не получал!

Поднялся шум, тут же прервавшийся, потому что редакторша стала испуганно пояснять:

— То есть получал, но — официально не получал! Понимаете? Я не знаю — как, я на него гонорар не выписывала, а на Манакина. Но я не исключаю, что…

— Напомню вам, — перебил ее адвокат, — что Финкельмайер получил в бухгалтерии издательства половину всей суммы гонорара на основании доверенности Манакина, и бухгалтерия перевела эти деньги в сберкассу на имя Финкельмайера. Вы это подтверждаете?

— Правильно, конечно, подтверждаю, потому что есть официальный документ, ведь эта доверенность должна сохраниться.

— Вот именно! Доверенность — это документ. И вы отказываетесь прямо сказать, что Манакин половину суммы отдал Финкельмайеру за его работу?

— А как я могу сказать? Может быть, Манакин эти деньги ему задолжал или дал взаймы? Это их личное соглашение, издательство тут ни при чем.

— Я снова, и уже в последний раз, задам вам основной вопрос, но так, чтобы вы ответили «да» или «нет»: подтверждаете ли вы, что книгу Манакина «Удача» перевел на русский язык Финкельмайер, за что он и получил, на основании доверенности, соответствующую сумму? Да или нет?