Эмманюэль Бернхайм - Его жена

Вечер она провела в одиночестве.

Холодильник у нее был полон. Клер скривилась. Оставалось еще несколько свиных отбивных.

Она открыла свой кабинет два года назад и после первого трудного года решила завязать контакты со всеми лавочниками в квартале. Хотя денег у нее было немного, она ходила за покупками каждый день. Теперь все торговцы и их покупатели знали ее. В лавочках, а иногда даже на улице они рассказывали ей о своих болезнях, и она внимательно выслушивала их. И они приходили к ней на прием. Так ей удалось обзавестись постоянной клиентурой.

Продукты, однако, скапливались. Каждый вечер она ужинала дома и часто приглашала друзей, чтобы ничего не испортилось.

Клер поджарила себе свиную отбивную.

Спать она, как всегда, будет плохо, потому что в этой единственной комнате кухонные запахи пропитывают все, даже простыни.

Проснулась она внезапно. Оконные стекла дрожали. Пол вибрировал. Когда зазвонил будильник, она почти не слышала его, настолько было шумно. Клер встала и открыла ставни. Все обитатели улицы в пижамах и ночных сорочках стояли у своих окон.

Несколько лет назад здесь сгорел соседний дом. Теперь его начали восстанавливать.

Шум не слишком помешает ей. Окна кабинета выходят во двор. И она купит себе уши-беруши.

Как всегда в полдень, Клер вышла за покупками. Перед высоким забором, скрывавшим строительную площадку, разговаривали трое мужчин. Двое ушли. Третий остался один. И тогда Клер показалось, что она узнала того самого человека, который принес ей сумку. Он исчез на стройке.

Она остановилась перед маленькой дверцей в заборе. «Посторонним вход на стройку воспрещен», «Наличие каски обязательно». На проезжей части красные и белые конусы запрещали парковку. Клер в нерешительности помедлила. Затем открыла дверцу. И затворила ее за собой.

Все, что сгорело внутри дома, ссыпали в вагонетки. Оконные рамы с разбитыми стеклами, обугленные ставни, распотрошенные матрасы, проржавевшие бытовые приборы надгробьями лежали среди строительного мусора. Грохот был оглушительный. При каждом неожиданном мощном ударе невольно щурились глаза. Пыль стояла такая, что дышать этим воздухом было невозможно. Вдруг в проеме фасада показался человек. Он что-то прокричал Клер. Она ничего не расслышала. Тогда он стал отчаянно жестикулировать, и она поняла, что он просит ее уйти. Она повернулась к забору, но не смогла отыскать вход. Неожиданно наступила тишина. Клер поднесла руки к ушам — ей показалось, что она оглохла. Но тут что-то загрохотало, и она успокоилась.

Из дома вышел человек. На голове у него была желтая каска, хирургическая маска закрывала лицо. Идя через двор, он снял каску и открыл лицо. Он улыбался. Это конечно же был он. Лоб и брови у него были серые от пыли. Он взъерошил волосы, примятые каской. Клер в свой черед тоже улыбнулась ему. Извинилась, что побеспокоила, — просто хотела поблагодарить за сумку.

Он нашел ее здесь, на земле, прямо за забором.

Он взялся за дверную ручку. Клер еще раз поблагодарила его. Он открыл дверь. Она собиралась уйти. Он похлопал ее по спине. Клер обернулась.

— На вашей куртке была пыль.

Она почувствовала, что краснеет. Сказала еще раз: «Спасибо» — и ушла со стройки.

Какое-то мгновение Клер не понимала, где она оказалась. Потом узнала свою улицу. Ей показалось, что она опаздывает, и она побежала домой. В лифте посмотрела на часы. Было самое начало первого. Она пробыла по ту сторону забора всего лишь несколько минут.

Клер нажала кнопку первого этажа и отправилась за покупками.

В аптеке уши-беруши уже кончились.

Пациенты шли один за другим до самого вечера. Приняв последнего больного, Клер опустилась в кресло. Разувшись, заметила пыль на своих туфлях. И мысленным взором увидела покрытый пылью лоб человека со стройки. Она провела пальцами по запылившейся коже. Потом медленно растерла пыль между большим и указательным пальцами. Это было приятно.

От раздавшегося вдруг звонка в дверь Клер вздрогнула. Она не предупредила Мишеля, что сменила замок. Она скажет ему, что у нее только один комплект ключей. Клер открыла дверь. Мишель почти не смотрел на нее. Она хотела поговорить с ним, но передумала. Он бы не стал слушать ее. Он уже знал, что она солжет.

Они съели последние свиные отбивные и вскоре расстались.

Выходя из мясной лавки, она услышала его. С противоположной стороны тротуара он звал ее: «Доктор!» Бегом пересек улицу, взял ее под руку и повел в кафе. Она подчинилась. Ее сумка с продуктами болталась между ними.

Его звали Томас Ковач. Он был начальником участка. Она расспросила его о здании, которое восстанавливалось. Он положил себе три кусочка сахара в кофе. Ни минуты не сидел спокойно. Клал локти на стол, потом откидывался на спинку стула и вытягивал руки назад. Дважды он оборачивался, чтобы извиниться, потому что кого-то задевал. Клер наблюдала за ним, но слушать его у нее не получалось. Ему наверняка было сорок два или сорок три года. Ложечкой он размешал остатки сахара на дне чашки. Вдруг он схватил Клер за левое запястье, чтобы посмотреть, который час. Ему пора было идти. Он кивком подозвал официанта, расплатился и встал. Потом склонился к ней. Казалось, он совсем застыл. Глаза его блестели. Он смотрел на нее. Потом сказал: «До завтра» — и исчез.

Клер вернулась домой. У нее было ощущение, что шла она не торопясь.

В правой руке она сжимала кусочек сахара. Она не выбросила его.

Это была суббота. На уик-энд работы прекращались. Клер не увидит Томаса Ковача.

Она открыла верхний ящик своего письменного стола и запустила туда руку. Достала четыре кусочка сахара. Уложила их рядком и рассматривала.

Каждый кусочек соответствовал одному свиданию с ним в кафе в полдень.

До пяти она работала, потом Мишель зашел за ней. Они были приглашены за город.

Вечеринка получилась веселой. У Клер было хорошее настроение. Мишель не сводил с нее глаз. А когда она встречала его взгляд, сразу же отворачивалась и продолжала смеяться со всеми остальными. Он первым пошел спать. Она смотрела, как он медленно поднимался по лестнице.

Свет у него был погашен. Клер на ощупь прошла через всю комнату и нырнула под одеяло. Свернулась калачиком на краю постели, чтобы не чувствовать дыхания Мишеля, не касаться его массивного тела. Он спал. Тяжело дышал ртом, будто у него был заложен нос. И тихонько сопел. Тогда по подрагиванию матраса она поняла, что он всхлипывает. Мишель не спал. Он не был простужен. Он плакал. Клер не сделала даже движения в его сторону. Не шелохнулась.

После завтрака он уехал в Париж.

Клер бродила по лесу одна. С хрустом наступала на сухие ветки под ногами и шлепала по грязи. И вдруг поняла, что громко, во весь голос поет.