Татьяна Мудрая - Геи и гейши

Как нет чистой и честной мысли помимо беспримесной радости помышления (ведь истинный философ думает не ради еды, не ради славы и бессмертия, не для угождения властям и забавы детям — а просто так, вне всяких обстоятельств), как стихи — то, что нельзя ни съесть, ни выпить, ни поцеловать, так не может быть истинной любви там, где с нее стригут купоны в виде уюта, экономии в хозяйстве, защиты, содружества и согласия взглядов — и в виде потомства. Нет любви не только там, где царит ненависть, но и в добром мире, ибо уж скорей родится она из пламенной ярости, чем из теплой дружбы и согласия.

Таков урок второй жены.

Для чего же тогда мужское семя изливается в женщину, для чего соединяются их вода и влага, для чего они умирают в упоении — одной смертью, но и двумя различными, исходящими из двух разных источников? Зачем просыпаются они вживе и разъединяются в тоске?

Так сделано затем, чтобы им владеть и покорять друг друга, держать в обоюдном плену и рабстве, но не покоряться обоим сразу никакой третьей силе, стоящей вовне. Так и раб Божий свободен от князя мира и всех мирских владык.

Почему ни одно животное не получает наслаждения от удовлетворения похоти — только покой и особенную сытость?

Потому что лишь людям суждено стоять в любви как единая крепость о двух башнях, как храм о двух стрельчатых главах.

Ни для кого и ни для чего не творят они любовь, кроме как для самих себя.

Это символ, и это урок. В малом круге проигрываются события круга великого. Ибо только в любви на грани потери и смерти — переходящей, перехлестывающей за эту грань, — может человек подняться на новую ступень; только принеся в жертву себя старого — возродиться новым.

И еще: только тем, кто разучился жить, страшна смерть; только те, кто пытается обыграть смерть в шахматы, теряют жизнь невзирая на выигрыш. Полный сосуд не боится быть разбитым и расплесканным; пустой ссыхается, как баранья шкура в зной.

Но как есть лишь одно земное рождение, так есть лишь одна земная смерть. Из лона женщины — в ее лоно. (Надобно снова родиться нам от Руах…) И есть только одно, что умирает при этом, — ложь о себе самом, и лишь одно, что родится, — истина.

А в высях нет ни смерти, ни жизни, хотя сохранены оба вечных их воплощения…

И это урок третьей жены.

Вот в чем наше учение. Вот три урока, которые человечество потеряло бы напрочь, если бы не мы. Подчиненное мужской ипостаси Бога, вращающее себя в порочной цепи псевдосмертей и псевдорождений, не смеющее ни жить, ни умереть взаправду — о человечество!

Нас с детства обучали нашему высокому предназначению: доводить мужчину до края и останавливать на обрыве любовной пропасти. Мы соединяли в себе все земные царства — служанки Матери Людей и Матери Зверей, Госпожи Цветов и Хозяйки Медного Пика.

Благом и удачей считалось тогда повстречать на улице жрицу Великой Богини, и твердо знал муж, что самим слиянием с нею приносит он себя в жертву.

О да, святая Анахита, и Таис, и Инанна! Кроме его жертвы, мы брали и иную плату за наше утонченное искусство — для храма, а когда он перестал быть нам защитой, — и для нас самих. Но что с того? Разве искусство, наука, религия — всё в мире разве не идет тем же путем? Вынужденное выживать, разве не профанирует себя и не обрастает, как судно ракушками, корой дармового дилетантизма?

Мы не могли избежать общей участи, не могли не обзавестись фальшивыми копиями. Но знающий — различал.

Виршеплет и поэт нередко одеты одной обложкой.

Жрица в непогоду делит кров с гетерой.

Но в обеих соседствующих парах незаметно происходит взаимозамена. И не всегда к худу.

Мужчины воевали: женщины учились у нас, как роднить их в своей ненасытной купели.

Мужчины убивали себе подобных: наши женщины рождали им настоящих детей — из пламени страсти, не из глины расчета.

Мы ниспосылали в каждый земной брак нашу искру, и это она, а вовсе не дети, не давала браку распасться. (Освящение свыше — о, оно было лишь тем, что позволяло страсти плавно и без трений скатиться в дружбу.) Позднее эту жгучую крупинку, эту восточную пряность припечатали как «технику секса» — что за душевная грубость! Но в ней есть и своя правда — возможно, так освящаются крупицей просфоры там, где не находят в себе места для всего божества.

Естественно, нас объявили ведьмами и шлюхами. Такое бывало тоже, но то уже были не мы — или не мы истинные. Правда была в том, что мы прятали себя, прикрывались этими обликами и, не снимая масок, принимали смерть и позор: пусть лучше клеймят нас — лишь бы не Триединую Богиню. Ведь само ее существование мы держали в тайне от людей, хотя не от церкви.

Ибо церковь подсознательно всегда знала о высоком предназначении эроса, и даже теперь ополчается на секс не как на животность (это лишь прокламируется), а как на властного конкурента. Даже низкий секс — метафора высокого эроса, который есть символ пути.

Но ныне мы расквитались: тантрический Восток изловил Запад на приманку, сделанную во вкусе последнего — то есть очень аляповато и пестро. Снова секс, снова техники и ремесленничество — но ведь сама искусственная муха рыбу не убивает, она только помогает удилищу подсечь ее и выдернуть из привычной среды. И тогда он, мнящий себя сугубо водным жителем, обнаруживает, что, как целакант, может жить в обеих средах! Воздух — стихия, которой стоит овладеть, даже если она сжигает вам жабры: это как новое заселение земли…

Самая умная приманка — та, которая становится самой рыбой.

Нет, нашей Богине стоило пройти через поругание, чтобы испытать триумф!

А дети… Что же, Бог всегда нуждается в них и творит их, когда ему угодно — незачем навязывать ему конкретный способ.

Только пускай не забывают и они.

ПРИРУЧЕНИЕ ЕСТЕСТВЕННОСТЬ

Экзотеризм Эзотерика

Религия ЭРОС Мистика

Семья Любовь

Имя — ЭМАЙН

Время — между сентябрем и октябрем

Сакральный знак — Вино

Афродизиак — тмин

Цветок — черемуха

Наркотик — виноград

Изречение:

«Однако какое несказанное блаженство дает чистая уверенность познания. Не в сопричастности Богу состояло счастье великих пророков, но в обладании познанием, отлившимся в мелодию мистики. Таким же счастьем дышат иной раз математические формулы и открытия, чистая музыка, да и все, что можно назвать чистым. Всякая в чистом виде выраженная идея, пусть это даже всего-навсего идея механизма, да и все, что сделано толково и с полной отдачей, все это дышит логикой и реальностью, все это не оболочка, не просто форма, но сплошное содержание, на котором отсвет высшего.

Как свободна музыка в своей чистоте, несмотря на всю связанность свою правилами логики. Как свободен чистый человек, несмотря на всю связанность свою правилами совести. Ибо в бесконечно многих сферах реальности, в бесконечно-конечном множестве вещей, во все новых и новых символах является в мир сама необходимость, а на всякий сделанный выбор, сколь он ни кажется обязательным, найдется бесчисленное множество столь же обязательных: такова бесконечная свобода композиции, оперирующей элементами бесконечно строгих правил, такова бесконечная реальность земного в бесконечности внеземных сфер. Таково всё счастливо удавшееся и приносящее счастье в этом мире…»