Татьяна Мудрая - Пантера, сын Пантеры

— Впечатляет, однако чувствуются неоправданные длинноты, — пробормотала Козюбра.

На последней строфе им всем открылась новая декорация, изображающая высоченный зал мрачного вида и цвета. По стенам здесь до самого потолка высились глянцевитые корешки, светились благородным металлом тисненые надписи и гербы. На полу вдоль всех стенок стояли коренастые скамьи, к которым были прикованы на цепях и приторочены веревками фолианты, кипсеки и так называемые подносные издания — огромные, почти в рост человека, переплетенные в чеканный металл, телячьи шкуры и свиную кожу со стершейся позолотой. Страницы благородно коробились на обрезе. Текст, который эти книги иногда приоткрывали со скрытым тщеславием, был начертан на таких же кожах, отмытых и отскобленных добела, или выгравирован на тонких пластинках из слоновой кости.

— Каролингский минускул, — бормотала Тихая Ужасть, — на заставках и буквицах — кельтский звериный стиль. Унциальное письмо. Насталик. А туточки — славянский устав вокруг византийско-фаюмских миниатюр. Впечатляет, однако. Кажется, что здесь собрались благородные узники, только вот гордыню свою они выставили с пафосом того же рода, который иных работников питания компостировать вилки-ложки и привязывать бечевкой к общественному столу. Хотя и то заметим, что цена каждой такой книженции вовсе нехилая: целое стадо бычков, годных для корриды.

— А ножи здесь выдают исключительно по индивидуальной просьбе трудящихся, — съябедничала Козюбра. — Помнишь, Крыса, как мы с тобой при здешней Домовой обжорке работали?

— Какие ножи. Ты имеешь в виду фонды ограниченного доступа? — откликнулась та. — Или в прямом смысле понимать прикажешь?

— В обоих смыслах, — пробормотала ее собеседница, делая ударение на букву А.

— Это Проклятая Библиотека, — проговорил Эшу. — Я о ней слышал. Та суть нашего великого Хранилища, которая качает жизнь из окружающей среды и не может никак ею насытиться.

— Темновато здесь, — пожаловалась Козя.

— Ничего, сейчас проявим.

Действительно, от высказанных вслух строф в мутном воздухе чуть прояснело; показались другие персонажи. Прикрепленный к стульям народец, застывший и бледный, точно куклы из папье-маше в отсутствие своих кукловодов, сидел за перехваченной шнуром плюшевой занавеской вокруг огромного стола. Лица светились в полутьме, точно часовые циферблаты без стрелок, груды полуоткрытых книг перед ними желтели, как старая кость в грудинке. Огромные бронзовые шандалы, покрытые благородной зеленой плесенью, были той породы, которую издревле полагалось запускать в физиономию плутоватым карточным игрокам. По стенам помещались клетки с чучелами заводных птиц, на пыльных жардиньерках стояли горшки с цветами, скрученными из шелковой бумаги. На стене висели портреты отцов-основателей или видных благотворителей, числом тоже тринадцать; один — уж очень странный. Персона, чье туловище составляли пачки книг, руку составляла пара корешков, поставленных углом, нос тоже был корешком закрытого тома, волосы — книга, раскрытая на прямой пробор; даже пальцы, странным образом выгнутые, напоминали книжные закладки.

— Небось, покровитель здешний, — предположила Козя.

— Да нет, просто он так долго занимался начетничеством, что сделался подобным своему возлюбленному предмету, — вразумила ее Тихая Ужасть. — Библиотекарь стандартного покроя и местного разлива.

— А в целом — интерьер Библиотеки после того, как она возомнила о себе, — добавила Козюбра.

Эшу как будто невзначай померился взглядом с хозяином места: в ответ человек с иконы посмотрел на него с суровой грустью на лице, как хозяин на шкодливого щенка, и это было тем удивительнее, что лица у него не было как такового.

— Только не смейтесь, друзья мои, — ответил Эшу. — По-моему, они не безнадежны. Захватчикам и пленникам в равной степени нужен герой-освободитель, причем позарез. В самом деле: так ли нужно им было качать отовсюду жизнь, если бы они не были живыми сами?

— Это все магия тринадцатого числа, — говорила Крыса. — И все-таки Тринадцать — это Христос и апостолы, Артур с его паладинами. Так что ты прав, мальчик, дело не вовсе швах.

— Да, но нам нужно найти отсюда выход назад в Храм.

— По методу Честертона: фальшивые названия скрывают ложную полку, которая и есть дверь.

Они всмотрелись.

— Вот, смотрите, — воскликнула Нарджис. — «Полное и правдивое известие о разразившейся в прошлую пятницу битве древних книг в Сент-Джеймсской библиотеке».

— Такая книга была в самом деле, — отозвалась ученая Крыса. — Некто Свифт написал. Однако сам он был не совсем нормальный экземпляр человечества, что обнадеживает.

— Нет, вы дальше посмотрите, — воскликнул Гала. — «Летят перелетные куры», «Порт для моей мыши», «Хренология как точная наука».

В самом деле, подобными названиями была заполнена огромная сводчатая ниша.

— Прелестно, а все-таки при чем тут дверь? — усомнилась Козя.

— Дверь-то компьютерного свойства, — объяснила Кракозябра. — Хоть с виду даже не дверь, а целый портал, открывается исключительно по стиху.

— В самом деле? Тогда, позвольте, я этот стих прочту, — предложил Галиен. — Я ведь Воин. Моя очередь выступить.

И он сказал так:

— Это о книге? — засомневались присутствующие.

— О книге в качестве своего же идола, эйдоса, образа, — пояснила начетчица Козя. — Будда-Трипитака, так сказать. Не извольте сомневаться, новейшее литературоведческо-философское толкование.