Бен Элтон - Два брата

— Никто не должен быть миллионером, — ответила Зильке. — Когда-нибудь их не будет вообще.

— Интересно, что бы ты запела, если б миллионером был твой отец, — парировала Дагмар.

— Как приятно, девочки, что вы по-прежнему добрые подруги, — сказал Отто.

Всем было неуютно — наступало время прощаться.

— Ну что, последний сбор Субботнего клуба? — помолчав, сказала Дагмар.

— Надеюсь, нет, — возразил Пауль. — Просто пауза на какое-то время.

— Лучше себе не врать, — сказала Дагмар. — Будет война. Думаете, мы все уцелеем?

Никто ей не ответил.

— Мать не проводит сына в скитания? — наконец спросила Зильке.

— Мы решили, не стоит, — ответил Пауль.

— В данном случае чем меньше евреев, тем лучше, — добавил Отто.

— Ну хоть на пару дней я вырвалась из рабства, — с деланной веселостью сказала Зильке.

Уже несколько месяцев она отбывала «год домашней службы», обязательный для всех незамужних молодых женщин, и открыто ненавидела свою неволю.

— Как тебе удалось получить два выходных? — спросил Отто. — У вас же там как на плантации.

— Именно. Но когда ты бесплатная служанка в чужом доме, кое-что слышишь. И кое-что видишь. И фрау Нойбауэр не хочет, чтобы я просветила герра Нойбауэра.

— Ай да Зильке! — сказала Дагмар. — Всегда своего добьется.

— Неправда, — отрубила Зильке. — Не всегда. А вот ты добьешься.

Опять повисло молчание, все жевали бутерброды.

— Ну, за Субботний клуб! — Отто поднял чашку с кофе. — Вечная верность клубу и друг другу.

Все подняли чашки и повторили детскую клятву из тех счастливых беззаботных дней, когда вместе слонялись по улицам Фридрихсхайна, замышляя очередное озорство.

— Кроме Дагмар, — хихикнула Зильке.

— Не считая Зильке, — усмехнулась Дагмар.

Обе показали скрещенные пальцы и рассмеялись.

— Шутка! — сказала Зильке. — За тебя!

— За тебя! — ответила Дагмар.

Девушки вновь подняли чашки, показав растопыренные пальцы.

Громкоговоритель объявил платформу, к которой подали голландский поезд.

Зильке допила кофе. До отправления еще полчаса, но уже не было сил сидеть и друг на друга пялиться.

— Пошли, мистер Штенгель, — сказала Зильке. — Отчаливаем.

— Привет Англии, — сказала Дагмар.

Все встали.

Отто обнял брата.

— Когда-нибудь свидимся, старик. — Он выдавил улыбку.

— Да, — кивнул Пауль. — Когда-нибудь.

Отто повернулся к Дагмар.

— До свиданья, — сказал он.

Зильке деликатно отошла к выходу на перрон. Пауль шагнул к газетной витрине.

Дали проститься.

Дагмар крепко обняла Отто.

— До свиданья, милый Оттси, — сказала она. Он чувствовал ее аромат. Прядь ее волос щекотала лицо. — И спасибо тебе, от всего сердца спасибо.

— Не могу сказать «мне это в радость», — попытался отшутиться Отто. Потом прошептал: — Я тебя люблю, Дагмар. Я знаю, что больше не имею права это говорить, ты любишь Пауля, но все равно я люблю тебя. И всегда буду любить. Я рад, что теперь Пауль станет твоим защитником, он гораздо умнее меня. Но если я тебе понадоблюсь, я приду. Ты ведь это знаешь, правда? Потому что я люблю тебя. И всегда буду любить.

Дагмар мягко отстранилась.

— Я знаю, Оттси, — улыбнулась она. — Только ты сам не смей об этом забывать!

Отто взял чемодан и поспешил к выходу.

— Вы еще увидитесь, — сказала Зильке, когда он с ней поравнялся.

— Может быть.

Они прошли через турникет и зашагали по платформе, выглядывая свой вагон. Зильке взяла Отто за руку.

Удивленный Отто хотел высвободиться, но Зильке крепко стиснула его пальцы. Они уже давно не ходили за ручку — разве что в детстве, да еще в «Напола», когда Зильке числилась его подружкой.

— Ты не против? — спросила она. — Мы же друзья. И так спокойнее.

— Не против, — искренне ответил Отто.

И впрямь спокойнее. Старина Зильке.

Они шли вдоль шумно пыхтевшего состава.

— Спасибо, что едешь со мной, Зилк. Ты для нас столько сделала.

— Брось. Мы же одна банда. — Зильке чуть пожала его руку.

Пауль и Дагмар тоже держались за руки, через зал ожидания шагая к платформе городской электрички. Оба знали: не хочешь неприятностей — держись уверенно. Иначе остановят, обыщут, унизят, а то еще выкинут из вагона, отнимут бумажник и часы. Нельзя выказывать страх, нацисты его чуют, как собаки.

Надо идти в их манере.

Вальяжно. Вразвалку. Нагло.

— Как говорит Геббельс, если уж врать, то по-крупному. — Пауль выпятил грудь, лицо его застыло в надменной ухмылке. — Внаглую. Если ты еврей, веди себя как немец. Не волнуйся, Даг. Когда Зильке вернется из Голландии, я стану немцем и ты будешь в безопасности.

— Не понимаю, отчего ты еще им не стал. У тебя же была выездная виза. Раз теперь ты — Отто, а Отто — ты, почему он не поехал по твоей визе?

— Нужно действовать наверняка, — сказал Пауль. — Плевать они хотели на еврейскую выездную визу. Надвигается война, и на границе многих евреев заворачивают. Иногда просто по злобе, но еще и потому, что сильно испортились отношения с Англией. Арийцу Отто неприятности не грозят, а завтра Зильке привезет его паспорт.

Дагмар взяла его под руку.

— Ты такой умный! Все до мелочи спланировал. Я бесспорно сделала правильный выбор.

Состав медленно перебирался на запасные пути — пограничный контроль. Лязг и толчки разбудили Отто.

А ведь думал, что не уснет. Он долго лежал без сна, глядя на секундную стрелку часов, временами появлявшуюся в желтоватых всполохах станционных огней.

И вот снова явь.

Зильке уже встала и умывалась над маленькой раковиной.

Купе — просто загляденье. Воплощенная греза. Уютно, удобно. Все продумано. Пластмассовые стаканы в гнездах туалетной полочки прихвачены ремешками, светильники и зеркала утоплены в стенки; пепельница, подстаканники, возле каждой полки складной столик, аккуратная ниша для обуви. Сплошь медь, дерево и кожа. Славно проснуться в этакой красоте.

Конечно, если она не уносит прочь от всего, что ты знал и любил.

Зильке согнулась над раковиной. Она в юбке, но без блузки. Крепкие, загорелые и слегка веснушчатые плечи перечеркнуты белыми бретельками лифчика. Светлые волосы рассыпались по спине.

Как странно. Невероятно.

Он и Зильке…

— Не переживай и проклинать меня не надо, — намыливая лицо, сказала Зильке. Спокойно. Буднично. Даже весело. Однако в каждом слове натянутой струной звенела память о том, что произошло.

«Как она узнала, что я не сплю? — подумал Отто. — Ведь стоит ко мне спиной, а я не шелохнулся». Но он и раньше подмечал: каким-то образом женщины узнают о том, что им вовсе не предназначалось знать.

Зильке ополоснула лицо и потянулась за накрахмаленным полотенцем, перекинутым через блестящее медное кольцо.