Владимир Колыхалов - Кудринская хроника

— Три килограмма муки тебе на шесть дней пути туда и обратно, подводу быков — и мучаешься! Быки ленивые, хитрые. А если в грязи где, в болоте увязнет какой — света не взвидишь его подымать! Была у нас немка одна — Моря Рецер, Мария значит, тоже ходила с нами в обозе. Так та от бессилья быка поднять — уши ему кусала! А мы, мужики, и вовсе безжалостные были: горящей головней под хвост тыкали… Из всех быков — один добрый, послушный был — Баяном звали. За лошадью пойдет — не отстанет. Хлестать жалели его.

Войдя к себе в кабинет, Николай Савельевич остановился у карты области, где Парамоновский район бросался в глаза знаками, обозначающими нефтяные и газовые площади. Знаки эти по просьбе директора совхоза нанес своей рукой инженер Ватрушин. Как новая продуктивная скважина, так новый знак появлялся на карте. Румянцев хотел быть полностью осведомленным по части нефтеразведочных дел. И в этом желании Ватрушин ему помогал.

На той же карте от Кудрина к областному центру тянулась ломаная линия зимней трассы, жирно прочерченная красным фломастером. Этой дорогой-зимником возят тяжелые грузы нефтяники, сейсмики, геологи и совхоз. Дорога трудная, по болотам и тайге, тянется почти на шестьсот километров. В первый же год своей работы на новом месте Румянцев стал говорить Теусу, что хочет проехать с ним по зимнику и воочию посмотреть, испытать на себе все его прелести. Но, человек осторожный, как большинство хороших шоферов, давно сидящих за баранкой, Рудольф Освальдыч отказывался: мол, на легковой машине, даже вездеходной, нечего и соваться — застрянешь в болоте, а свет не ближний. Николай Савельевич от этих убедительных отговорок приходил в еще пущий задор и подтрунивал над водителем:

— А еще сибиряк! Тут люди в войну на быках не боялись огромные расстояния преодолевать, а ты на машине струсил. А в старину как было, при царе-то батюшке? Вон у меня был по линии матери дед, так его от Царицына до наших мест в кандалах по этапу гнали за поджог барского имения! Вот это муки были так муки! А деду в то время шел уже семьдесят пятый год!

— Крепкий народ раньше был, — соглашался Рудольф Освальдыч.

— Вот тот мой дед в бане так парился, что другие ничком на пол ложились. А потом самовар чаю выпивал. Умер на сто тринадцатом году.

— Мы до таких лет не доживем, — говорил Теус и хитровато посматривал на Румянцева. — А на легковой по зимнику — все равно рискованно…

Тогда упрямый Румянцев сел однажды в кабину «Урала», идущего в город за взрывчаткой для сейсмопартии. Девятнадцать часов непрерывно тянулся рейс! У Николая Савельевича отнялась поясница, а голову так намотало от езды по пням и колдобинам, что шейные позвонки ныли и шапка казалась в пуд весом. Водитель «Урала», наверно, испытывал то же, но виду не подавал. Недавно его наградили орденом — четверть пека водил он машины по северным трассам, если такое вот бездорожье можно было назвать «трассой». Водитель Румянцеву нравился, но в нем чувствовалась большая, чем в Освальдыче, замкнутость. Однако когда дорога пошла сплошною тайгой, он начал ронять слова:

— Зерна-то сколько… рестеряно… Взгляни на обочины! Видишь? Это все ваше добро…

— Семена?

Семена… Как на раскате, на выбоине подкинет зад, на сторону занесет машину, так брезент не выдерживает — зерно разлетается веером по сторонам. И весь таежный участок этой дороги, верст до восьмидесяти, вот такой золоченый.

— Нет пока выхода. Горько смотреть, но что сделаешь? Каждый год в совхоз доставляют таким путем семена. На потери уходят многие тонны. Теперь я увидел это собственными глазами. — Румянцев вздыхал и облизывал пересохшие губы. — Как нужна нам сюда дорога! Настоящая — с твердым покрытием, хорошо спрофилированная!

Да, с такими потерями, трудностями завозили семенное зерно в Кудринский совхоз. Завозили… А его поначалу и сыпать-то было некуда. Ближе к весне — расчистили площадки, ссыпали в ворох, закрыли соломой, брезентом…

Надо было немедленно строить зерносклады. Румянцев их, тоже через великие трудности, выстроил. Помогли опять же нефтяники, тот же Ватрушин, а они сами переживали свой неурядицы при обустройстве.

Вот тоже было… Доставили буровикам в одно лето на баржах цемент: три пирамиды мешков выгрузили на крутой берег Чузика. Когда выгружали, стояла сушь, а потом зарядили дожди. Влага пробила мешки, и цемент запекся. Не весь: внутри пирамид еще оставался цельный, не заклекший, и тогда, едва прекращались дожди, все, кто хоть что-нибудь строил, устремлялись к Чузику, извлекали сухие мешки и увозили к себе: не давали такому добру пропасть окончательно. Таскали цемент и Пея, и Мотька Ожогин, все таскали, кому не лень было горб свой подставить. И Румянцев таскал — только не для домашних нужд: на этом цементе директор совхоза достроил зерновые склады, площадки. Никто тому не препятствовал, ибо подмоченный цемент уже не годился для такой важной работы, как обсадка буровых скважин…

Три первые года очень уж трудно было Румянцеву. Но из всех напастей он выделял особо одну: выход из строя мощного дизеля на совхозной электростанции.

Однажды Кудрино осталось без света, электроэнергии. И выход из положения единственный был: ехать в Ленинград, на завод «Русский дизель», бить челом, просить о срочной помощи. Послали туда с этой миссией женщину, главного экономиста хозяйства, снабдили ее письмом из обкома партии. Расторопной оказалась та женщина, сходила и в Смольный, и в торговый отдел завода — уладила все. Нашла общий язык с важного вида вахтером на проходной, который больно уж придирался к ее документам. Но как бы там ни было, а следом за ней пришла телеграмма, что дизель для Кудринского совхоза отгружен. Теперь эту махину весом в двадцать шесть тонн надо было сгрузить с платформы железнодорожной станции и доставить сюда. Вот по этому зимнику, по которому ездил однажды Румянцев, и везли тот дизель на К-700. Помаленьку, не торопясь одолели болота, мосты и мостки. Морозы стояли крепкие, они-то и помогли завершить дело благополучно. Тот дизель работает и по сей день, но мощности электростанции уже давно не хватает… Где-то идут по тайге и болотам опоры высоковольтной линии, гудят провода. Придет в Кудрино большая электроэнергия. Как и придет на смену зимнику настоящая автодорога.

— А пока надо думать, как побыстрее достроить коровник в Рогачеве, — задумчиво говорит Румянцев, усаживаясь за свой письменный стол. — И далеко ж мы живем — на окраине. И даже когда здесь выстроят город, он тоже будет далекий, окраинный…

Подвинув к себе бумагу, взяв остро отточенный карандаш, Румянцев, не дожидаясь приезда Чуркина, начал набрасывать черновик записки на имя Латунина.