Таисия Рух - Приют для души

Все оказалось прозаично, потерпевший, занимался «новым русским бизнесом» — бросался под дорогие иномарки, владельцы которых предпочитали не связываться с гаишниками и легко расставались с пачками денег. С ней «бизнесмену» не повезло, хоть со светофора она и не успела разогнаться, но спортивный бампер оказался мощным и на такой скорости.

Быстро приехали друзья, среди которых и зам. начальника городского Гаи, и директор ее страховой. Тюрьма и так ей не грозила, это она просто перепугалась, а при новых открывшихся обстоятельствах, неизвестно еще, кто потерпевший. Тут же, в подъехавшей «скорой» у нее взяли кровь на алкоголь и наркотики, и дали выпить какую-то мерзкую жидкость. Она все не могла прийти в себя.

— Ты мне кормильца покалечила, — ее вывел из оцепенения голос. Рядом с ней стояла какая-то тетка, с фигурным синяком под глазом, и с ярко-красными накрашенными губами, — я все в окно видела! Ты нам должна оплачивать теперь больницу, и моральный ущерб.

— В какое окно? — у нее зуб на зуб не попадал, непонятно, то ли от холода, то ли от случившегося.

— А вот наши окна, у нас две комнаты здесь в коммуналке, — она подняла взгляд, куда указывала рука.

— Готовьте документы на продажу комнат, будете оплачивать мне ремонт. На лекарство я вам денег оставлю….

— Это ненормально, что ты постоянно по ресторанам ходишь, и опять накурилась? — Хасан рассматривал ее фото в каком-то глянцевом журнале, — тебе самой не надоело?

— Я не курила, не придумывай, просто так получилась… — она заглянула в журнал, — это вообще не ресторан, а открытие выставки.

— У тебя каждый день, то выставка, то показ, то еще что-то, ты дома под утро появляешься.

— Я туда не просто хожу, если ты забыл — это моя работа. И ты знал об этом, когда мы начинали жить… — их споры становились все чаще, и все злее. Они никак не могли найти какую-то «золотую середину». — Я не понимаю, я что напиваюсь, накуриваюсь, веду себя как-то неприлично?

— Ты можешь и днем встречаться по работе, — ему бесполезно что-либо было объяснять.

— Ты можешь со мной ходить, в чем проблема? — проблема была в том, что клубы и рестораны он на дух не переносил. Да и Хусейн, как то постепенно перестал ходить с ней тусоваться и она, в очередной раз, хлопнув дверью, уезжала одна. — Давай мы договоримся — я не спрашиваю, куда ты ездишь. Я не достаю тебя, и ты ходишь с бородой, хотя мне это, между прочим, тоже не нравится. Я ношу длинные юбки. Это все. Больше я ничего в своей жизни менять не хочу!

Она ненавидела этот его взгляд. Беспомощный, разочарованный, удивленный. Она себя чувствовала мерзкой дрянью, обманувшей ребенка, когда он так смотрел на нее. Ему было больно от ее слов, но она ничего не могла поделать с собой. И вместе с тем, она злилась на него. Она кричала, а он был спокоен, как каменное изваяние.

— Я же для тебя лучше хочу. Ты же можешь и поменять работу, — этого она вынести не могла.

— Да с чего вдруг я буду менять свою работу? Потому что, она тебе не нравиться? Найди себе девочку двадцатилетнюю, воспитай ее под себя и все. Она будут сидеть дома, варить тебе суп, спорить не будет, никаких проблем! Если тебе все не нравится, в чем дело?

— Это шайтан в тебе говорит. Я с имамом [35] Имам — духовное лицо в мусульманстве. в мечети договорился. Мы пойдем, он проведет специальный обряд, чтобы шайтана изгнать.

— Ты не понял. Шайтан — это я!.. — она замолчала под его взглядом и опустила глаза, — боже, ну почему все опять! — она жалела, что опять сорвалась и наговорила кучу всего, — прости меня, пожалуйста, я не хотела… — она уткнулась ему в плечо, — прости.

— Не придумывай, все нормально будет. Ты меня тоже прости, погорячился.

— Я придумала! Ты должен поехать в Дагестан, найти себе жену, а я буду твоей любовницей.

Это естественно, что мысли ее были под стать времени, но Хасан злился и резко ее обрывал, всякий раз, когда в ее голову приходили подобные идеи.

И так постоянно. Поговорили, прощения друг у друга попросили и, до следующего раза.

— Ну что твой? Появляется? Что у вас происходит?

— Я последний раз его на прошлой неделе видела, говорит дел много. Еще братья у него в город, говорит, приехали. Все время с ними где-то пропадает…

— Все также, все спорите?

— Да что уж спорить, и так все понятно. Я не поменяюсь, моя жизнь мне нравится. А он теперь только про Аллаха и говорит. Каждую секунду, на каждый мой шаг. Даже про спорт мне не рассказывает. Только все про религию. Просто мозг мне вскрывает.

— Да, тяжело. Вряд ли ты от такой жизни откажешься… — подруга огляделась.

Они лежали на шезлонгах возле бассейна. Это был ее любимый ресторан. Кроме того, что охрана отсеивала самых-самых, здесь еще были приватные беседки с бассейнами. И так как она в этот ресторан привела не одну сотню заказчиков, тем самым пополняя бюджет ресторана на шестизначные суммы, беседка с бассейном всегда ждала ее, причем абсолютно бесплатно. Управляющий ресторана любезно принес фрукты и шампанское «за счет заведения», и они валялись, нежась на первом майском солнышке.

— Я думаю, что это конец. Просто он мне сказать не может. У меня тоже сил нет… я скучаю по нему, очень. А когда он рядом, он на меня психологически давит.

— Странно, молодой парень, а такой религиозный. Он же в Питере прожил почти всю жизнь?

— Ну да. Но он какой-то другой теперь стал. Совсем все жестко. Теперь ему не нравится, что я машину вожу. Каждый раз, то юбка короткая, то волосы нужно убрать под платок, то работа слишком не для меня. И ногти нельзя красить. И телевизор запрещает включать, злится. Что с ним происходит, не понимаю… Блин, знала бы, что так все будет, в жизни бы не стала… — она запнулась, — мне тяжело без него… он как символ теплого дома для меня. Как что-то надежное и спокойное. И с ним тяжело…

— Пройдет. Ты всегда была одна, даже когда с ним, или с первым мужем. Тебе никто не нужен. Вернее, вряд ли ты когда-нибудь встретишь того, кто тебе нужен. Таких не бывает. И теплый дом и твоя сумасшедшая жизнь, это невозможно.

— Твоя правда…

Он уходил все дальше и дальше от нее. Его постоянные звонки в течение дня, свежие фрукты, явно принесенные им, и его вещи в квартире давали ей ощущение, они все еще вместе. Но виделись они редко, раз в неделю или две, не чаще. Она не спрашивала, где он пропадает, он ничего не объяснял. В принципе, это было как в самом начале, когда они только познакомились. Без постоянных разговоров о религии, без его нотаций о ее «неправильной» жизни, она поняла, что ей стало легче и как то спокойнее. Но в то же время, она отчаянно в нем нуждалась, она чувствовала себя одинокой и брошенной, несмотря на то, что он так же говорил об их будущей совместной жизни.