Нагиб Махфуз - Зеркала

Эта внезапная любовь заставила меня пережить сладкие муки и неизведанные ранее тревоги, хотя — что самое удивительное — она не сопровождалась никакими событиями, о которых можно было бы вспоминать. Я увидел Сафа в экипаже, и этих нескольких секунд оказалось достаточно, чтоб я стал другим человеком. Еще так недавно я был влюблен в Ханан Мустафа, а в это мгновение понял, что тогда ошибался, понял, что именно теперь полюбил впервые в жизни. Только сейчас я обнаружил, что человек может одновременно находиться в одном месте, а мыслями быть где-то далеко-далеко, может спать и в то же время бодрствовать, может петь в одиночестве среди толпы и радоваться мукам. Я без устали бродил вокруг дворца Кятибов, окна которого были всегда закрыты и занавешены, а из его обитателей на улице показывались лишь бавваб [67] Бавваб — швейцар, привратник. , садовник да слуги. Однажды я услышал нежный голос, зовущий бавваба. Сердце мое гулко забилось, я решил, что этот голос — ее. Второй раз я увидел Сафа при весьма печальных обстоятельствах — в окне дома на улице Мухаммеда Али, где собрались несколько женщин, чтобы наблюдать за похоронами Саада Заглула. Я заметил ее уже после того, как катафалк миновал дом. Сквозь слезы разглядел ее прелестное лицо — она вытягивала голову из окна вслед катафалку и утирала глаза. Сердце мое вздрогнуло от неожиданности, однако тяжесть утраты была столь велика, что настоящей радости я не ощутил. Потом я увидел ее уже в ту минуту, когда она в наряде невесты сходила по ступенькам дворца, чтоб сесть в машину, которая должна была везти ее в дом жениха. Я стоял в толпе на тротуаре против дворца. Все события совершились немногим меньше, чем за год. Но это был удивительнейший год в моей жизни.

Все друзья знали о моей любви. Насмешники потешались надо мной и дразнили «Меджнуном Сафа». Остальные советовали мне образумиться и подавить в себе это напрасное чувство. Мы были еще подростками, и все наши наивные представления о любви были почерпнуты из романов и известных нам произведений арабской классики.

— Не поддавайся чувству, иначе сойдешь с ума, как Меджнун из-за Лейлы, — сказал мне Сурур Абд аль-Баки.

— Твоя любовь доказывает, — добавил Реда Хаммада, — что ты любил ее еще в далеком прошлом, может быть, в эпоху фараонов, как пишет Райдер Хаггард [68] Хаггард, Райдер (1856–1925) — английский писатель, автор популярных приключенческих романов. .

Любовь явилась мне в облике властной, неодолимой силы, поработившей душу и тело. Принесла с собой жестокие муки. Она буквально преобразила меня, я превратился в какое-то существо, страстно влюбленное в жизнь, тянущееся ко всему, что есть в ней истинного и прекрасного. И после исчезновения из моей жизни той, что возбудила это чувство, любовь жила во мне еще добрых десять лет и была словно безумие, от которого нет исцеления. Затихая со временем, она затаилась где-то в уголке души. Однако случайно услышанная мелодия, когда-то увиденный пейзаж снова пробуждали во мне эту любовь, не подвластную забвению. Вспоминая те дни, я всякий раз прихожу в изумление и пытаюсь найти объяснение тому, что мне довелось пережить. Было ли это и в самом деле безумием? Я испытываю глубокое сожаление от того, что любви моей не суждено было пройти испытания жизнью. Как бы мне хотелось, чтоб в неистовом вихре любви небеса встретились с землей, чтоб моя способность любить, любить по-настоящему, была проверена грубой и жестокой реальностью. Как прав был Реда Хаммада, когда сказал мне (тогда мы уже были взрослыми, зрелыми людьми):

— Сафа сыграла в твоей жизни роль провозвестника. Она была как символ, тебе нужно было разгадать его, чтоб проникнуть в то, что за ним скрывалось…

— Мы привыкли смеяться надо всем в жизни, но те дни я не хочу вспоминать с насмешкой, — ответил ему я.

— С насмешкой? Разве может человек смеяться над лучшими днями своей жизни?!

В шестидесятых годах мне случилось проходить по улице, где стоял когда-то дворец семейства аль-Кятиб. Он был разрушен, и рабочие разбирали руины, готовя участок для строительства четырех жилых зданий. Глядя на эту картину, я горько улыбался. Вспомнил Сафа, которую видел последний раз в платье невесты и о которой с тех пор ничего не слышал. Жива ли она? Счастлива ли? Как выглядит в свои шестьдесят лет? Однако, как бы ни прожила она жизнь и что бы ни думали о ней люди, она должна узнать, что ее почитали как божество и что именно она пробудила к жизни сердце, которое и по сей день начинает биться сильнее при одном воспоминании о ней.

В том, что дядюшка Сакр аль-Менуфи служил у нас в секретариате рассыльным, нет ничего удивительного. Удивительно то, что настала пора, когда наш с незапамятных времен существующий секретариат стали называть конторой дядюшки Сакра. Сакр аль-Менуфи — коротенький и толстый, но полный энергии человек. Применение же себе эта энергия находила в делах, далеко выходивших за рамки служебных обязанностей дядюшки Сакра. Он был шпионом по призванию и шпионил ради собственного удовольствия. Разнося по кабинетам утренний кофе, он шепотом выкладывал все секреты министерства и его чиновников. Он первым просветил меня относительно истинных причин возвышения Шарары ан-Наххаля из телефонистов в секретари его превосходительства заместителя министра. От него же исходили все сведения об Аббасе Фавзи, Адли аль-Муаззине, Абдаррахмане Шаабане, об Абде Сулейман, о добром и несчастном Тантауи Исмаиле и других моих сослуживцах. Однажды в дни войны мы с устазом Аббасом Фавзи заговорили о дороговизне и о нужде, в которой живут чиновники, сидящие на постоянном окладе.

— Один только дядюшка Сакр ест все, что его душа пожелает! — сказал тогда мне Аббас Фавзи.

Заметив мое удивление, он добавил:

— Он любитель хорошо поесть.

— Одно дело любить, и совсем другое — иметь для этого возможности, — возразил я.

В своей обычной иронической манере устаз Аббас пояснил:

— Он — настоящее сыскное бюро. Если где-то свадьба или похороны, Сакр обо всем узнает первым. И глядишь, он уже тут как тут — готов сослужить любую службу, лишь бы попасть к столу. В дни поминовения святых он обязательно обходит все большие мечети, и каждый вечер у него праздничная трапеза. Всякому ли наше выпадает счастье так ублажить свое чрево?!

Благодаря такому образу жизни дядюшка Сакр обладал отменным здоровьем. Во всем остальном он, как и множество других служащих столь же низкого ранга, влачил ничем не примечательное существование. Он обитал с женой и детьми в полуподвальной комнате в каком-то переулке Хусейнии. Когда же возник в его голове план обогащения? Ведь не подлежит сомнению, что план этот вынашивался им долго и тщательно. Быть может, уже тогда, когда я только поступил на службу в министерство, в конце 1934 года?