Нагиб Махфуз - Зеркала

Как и предсказывал Азми Шакер, Кямиль Рамзи долго не продержался на своем посту. Оказалось достаточно и года, чтобы «заземленные» люди взвыли от его твердости и неподкупной честности. Газеты сообщили вскоре о том, что он перешел на журналистскую работу.

Многие злорадствовали. Я ничуть не удивлялся этому, вспоминая историю Тантауи Исмаила, нашего бывшего начальника секретариата, и доктора Сурура Абд аль-Баки. Такие люди мешают жить карьеристам и взяточникам, которых несть числа. Их высокая нравственность служит, кроме того, постоянным укором слабым, наполняет их сердца злобой. Вот почему я не слышал сожалений о докторе Рамзи нигде, кроме как в кругу его друзей. Самого Рамзи это страшно расстроило, он был вне себя от гнева, решив, что его отставка лишена всякого здравого смысла, противоречит чуть ли не всяким законам бытия. Однако она не помешала ему с тем же рвением взяться за новое дело. Теперь у него оставалось больше свободного времени, и, возобновив свою научную работу, он принялся за составление политического словаря. Он был и остается примером неутомимого деятеля, свет его личности как бы рассеивает мрак отчаяния и безнадежности.

Она пришла к нам в секретариат в элегантном платье. Ее черные, коротко подстриженные волосы красиво обрамляли ее голову, и я невольно вспомнил Абду Сулейман. Сколько времени пролетело с 1944 по 1965 год! Канули в прошлое лица прежних знакомых: Тантауи Исмаила, Аббаса Фавзи, Адли аль-Муаззина, Абдаррахмана Шаабана, дядюшки Сакра. Словно волна, нахлынула в секретариат молодежь, из них половина — представительницы прекрасного пола. Самым свежим цветком в этом букете была только что появившаяся у нас Камелия Захран. Мы давно привыкли к присутствию среди нас женщин, как и к слухам, неизменно сопутствующим им в критическую пору их жизни — перед замужеством. Большая часть работающих у нас девушек вышли замуж, конечно не за сотрудников нашего министерства, только одна выбрала себе в мужья коллегу из юридического отдела. Однако никто из них не оставил работу после своего замужества.

Двадцатитрехлетняя Камелия Захран, юрист по образованию, была недовольна своим назначением. Окончив юридический факультет, она оказалась на секретарской работе, и все ее знания грозили пойти прахом. Мне доставляло удовольствие наблюдать ее открытый и смелый взгляд, ничего общего не имевший с апатичным и покорным выражением глаз у обитательниц женской половины дома былых времен. Вместе с тем интуитивно я почувствовал таящуюся в ней глубину жизненного опыта и понял, что в этом она, пожалуй, не уступит ни одному из сидящих рядом с ней коллег мужчин. Вскоре между Камелией и коллегами исчезла стесненность, однако отношения не выходили из рамок вежливости — казалось, обе стороны предусмотрительно заглядывали в будущее и помнили о наших восточных предрассудках, у наследованных от отцов и матерей.

Прошла пора летних отпусков, и один мой сравнительно давний сослуживец сказал мне:

— А ты, наверное, и не предполагаешь, что Камелия Захран прекрасно танцует? Я видел ее в Ханновилле [90] Ханновилль — курортное местечко на побережье Средиземного моря недалеко от Александрии. , она там самозабвенно танцевала с каким-то молодым человеком.

Я встал на защиту девушки.

— То, что в свое время считалось грехом, — сказал я, — теперь отнюдь не грех.

Коллега, почесав в затылке, промолвил:

— Не представляю себе, каково будет жить с такой женой, как она.

— В настоящее время процент разводов значительно снизился по сравнению с прежним, так же как и многоженство.

— Сразу видно, что ты вполне современный человек, несмотря на возраст, — засмеялся он.

— Я хотел бы принадлежать к нынешнему поколению — не потому, что считаю его жизнь легче, а потому, что оно избавилось от многих предрассудков, так осложнявших когда-то нашу жизнь.

Я повторил это и Реде Хаммаде, наиболее консервативному среди моих старых друзей. Он спросил, что я имею в виду.

— Открытая любовь в обстановке здоровой нравственности куда лучше, чем нездоровое воздержание или знакомство с проститутками.

— Мне кажется, что любовь, как и демократия, стали редкостью, чем-то вроде старомодной комедии, — скептически заметил Реда.

Внимательно прислушивался я к разговорам молодежи, работающей в нашем департаменте, и узнал немало интересного, особенно о Камелии, привлекавшей более, чем кто-либо другой, мое внимание своей современностью. Принадлежала она к семье среднего достатка и первой из ее пяти сестер пошла работать. Легко себе представить все серьезные проблемы такой семьи, а также проблемы молодой девушки, вступившей на путь независимости и несущей ответственность за себя, а возможно, отчасти и за семью; представить все расходы, которые потребует от нее современная жизнь, и те проблемы, с которыми она столкнется в поисках достойного жениха. Не удивительно, что всякого рода отвлеченным вещам Камелия уделяла весьма поверхностное внимание. На жизнь она смотрела с практической стороны, не задумываясь над проблемами религии и революции. Ее главной заботой было устройство личной судьбы. А что понимала она под личной судьбой, как не любовь, замужество и приобщение к плодам современной цивилизации?!

Всерьез интересующаяся религией, философией или политикой женщина — редкость. Это, очевидно, объясняется тем, что на работу к нам в министерство приходили женщины весьма посредственных способностей. Наиболее талантливые оставались в университетах или избирали сферу общественной деятельности.

— Отсутствие у женщин интереса к философским доктринам, — сказал по этому поводу доктор Зухейр Кямиль, — свидетельствует о том, что они — я имею в виду философские доктрины — представляют весьма незначительную ценность в повседневной жизни. Женщину интересует прежде всего созидание и все, что с ним связано. Она — искусный творец, созидание — смысл ее жизни. Любая другая деятельность — удел мужчины, стремящегося не к созиданию, а к господству. Цель женщины, ее божество — наша земная жизнь. Эта земная жизнь — цель ее созидания. Значит, мы созданы для того, чтобы заботиться о нашей земной жизни и ни о чем больше. Бессмертие должно быть, здесь, на земле. И если бы религии изображали бога в виде женщины, то они обогатили бы нас новой мудростью — познанием истинного счастья.

Нелегко объяснить эти взгляды Зухейра Кямиля, исходя из хорошо известного всем образа его мыслей. Понять их можно только в свете обстоятельств его личной жизни. Он по-прежнему питал большую нежность к покинувшим его и поселившимся в Греции жене и дочери, кроме того, познал другую любовь — к Ниамат Ареф.