Ариадна Борисова - Манечка, или Не спешите похудеть

На Вовку я плюнула по совету Розы Федоровны. Прямо в лицо, когда случайно встретила в автобусе. Наслаждение получила термоядерное! Жаль, людей было мало.

Время от времени к нам в гости приходит сантехник Николай с неизменной бутылкой «Мукузани». Сын Галины Анатольевны, хороший человек Иннокентий, помог нам с ремонтом. Один коллега недавно сделал мне предложение. Но он тоже разведенный, и я еще посмотрю. И потом, как я объясню ему Розу Федоровну? Ведь не поймет!

Живу я замечательно, делаю что хочу, хожу куда хочу, покупаю что хочу, не плачу уже миллион лет… Как говорится, не дождетесь!

P. S. Вот только абрикосовый компот я теперь ненавижу.

Снова на улице идет снег. Сугроб за окном улегся белым медведем, обнял заснувшее крыльцо. Я выхожу во двор. Снегопад как будто притормаживает, пододвигается, давая мне место, словно принимает. Стою одиноко в нижней чаше песочных часов, ловлю снежинки и убеждаюсь в вещественности времени. Не хочу верить ладони, пустой и мокрой, будто только что отнятой от плачущего лица.

Дорога вилась по распадку между холмами, волнистой линией соединенными в синеве вершин. Отшлифованные колесами полосы били в глаза искрами и бежали навстречу, завораживая глаз обманчивой бесконечностью движения. Каждый поворот открывался новым, никем не написанным пейзажем: причудливым нагромождением обвала, щедро залитой солнцем прогалиной в сквозном перелеске, и хотелось крикнуть: «Остановись, мгновенье!» Водитель что-то вполне музыкальное насвистывал под аккомпанемент мотора. Настроение Юрия пело в унисон весне и тому невероятному, таинственному, что ждало в деревушке, затерянной в продутой мартовским ветром тайге. Слегка волнуясь перед встречей, Юрий снова и снова перебирал в уме содержание председательского письма, которое запомнил почти наизусть.

Во-первых, поздравляю всех сотрудников редакции с Новым годом, а во-вторых, сообщаю, что наш колхоз шагает в ногу с XXII съездом коммунистической партии и рядом с наукой! Годовой план мы выполнили досрочно, но об этом я писал ранее. А недавно у нас в селе появилось научное явление: многие в тайге видели чучуну, как называют у нас в народе лесного человека. Мы дали ему имя Хаар киhитэ — по-якутски „человек снега“, как зовут его собрата из Гималаев. Весь белый и одет в шкуры, близко к себе не подпускает, убегает сразу. Может ли уважаемая редакция отправить корреспондента в нашу деревню, чтобы он сам увидел явление (в лице лесного человека) и осветил через газету этот научный факт? Лично я, как председатель колхоза, не отстаю от достижений науки и техники и выписываю одноименный журнал. Все мы с нетерпением ждем вашего сотрудника, поэтому просим в нашей просьбе не отказать».

В просьбе не отказали. Редактор вначале скептически отнесся к командировке, но к весне согласие дал, и теперь Юрий ехал навстречу радужной неизвестности.

Чучуна… Снежный человек! Вот будет сенсация! А вдруг удастся изловить?! Сердце сладко екнуло. Слава! Всемирная притом! Слава газете обеспечена. И, конечно, тому, кто принял непосредственное участие…

За приятными думами время пролетело незаметно. Газик наконец притормозил у сельсовета, и на крыльцо выбежал председатель — жизнерадостный коренастый мужчина лет сорока. Мячиком спрыгнув со ступеней, подал журналисту правую руку, левой снисходительно похлопал по плечу шофера.

— Револий Афанасьевич, — отрекомендовался голосом, очень к нему подходящим, с пружинистой картавостью. — Рады вашему приезду. Вечером на общем собрании поставим наш вопрос. Это ж такое открытие!

Время было обеденным, и председатель пригласил к себе. Проголодавшийся с утра Юрий рассматривал веера снимков на стенах и украдкой скользил взглядом по накрытому столу. Жареные караси золотом отсвечивали в глубокой тарелке, лиловатое облачко керчэха — взбитых с голубикой сливок — возвышалось над эмалированной миской. Строгим матовым суриком оттеняла деревенский натюрморт стружка мороженой жеребячьей печени, а улыбчивая хозяйка все хлопотала, внося то сковородку с оладьями, то сдержанно подрагивающий холодец. Револий Афанасьевич громыхнул крышкой подполья, и на столе зарозовела бутылка брусничной настойки. Председатель плеснул в печь сладко-горького питья — угостил, по обычаю, огненного духа.

Чокнулись за знакомство. Бдительное женское око следило за тем, чтобы тарелка Юрия не пустовала. Хозяину не терпелось поговорить о главном.

— Вот, значит, писал я о человеке снега, — начал он. — Наш тракторист Семенов божится, что близко его видел. Семенов в тот день выпимши был немного и в лес за тонкомером ездил. Пока загрузил на волокушу, пока закрепил, темнеть стало. «Еду, — говорит, — а тут, откуда ни возьмись, человек на пути. Лицо белое, сам в шкуре, да ка-ак зарычит по-звериному!» Тракторист с перепугу крутанул руль и чуть в кювет не опрокинулся. Потом целую неделю ходил как стеклышко. Решил, белая горячка началась. А я все-таки человек компетентный, — председатель с удовольствием произнес сложное слово, — сразу принял факт к сведению. Сделал опрос, и что оказалось: многие чучуну видели! — Револий Афанасьевич достал с полки папку с надписью «Свидетельства очевидцев». — Интерес для науки, полагаю, представляет найденная лежка — что-то вроде шалаша, здесь рисунок, смотрите. Люди рассказывают о необычных следах.

— Следы босых ног были?

— Почему? — удивился председатель. — Как зимой босому по снегу? Не зверь же, человек! Будто от торбазов следы. У нас такие давно не носят, валенок в сельпо полно…

Людей в маленький клуб набилось под завязку. Дымили трубками старики, хныкали и смеялись дети. Председатель постучал карандашом по графину, густо прокашлялся и произнес:

— Товарищи! Сегодня у нас на повестке дня вопрос огромной научной важности. Специально для его выяснения приехал корреспондент республиканской газеты.

Юрий встал, назвал себя, и народ захлопал. Вкратце изложив суть дела, Револий Афанасьевич предоставил слово очевидцу Семенову:

— Думаю, там, где следов чучуны больше всего, неплохо бы сети на деревьях повесить, — сказал тракторист. — А меня надо отправить учиться на шофера, пусть трактористом моя Балбара работает, она хорошо «Беларусь» водит.

— Последнее к делу не относится, ты сначала с бутылкой завяжи, — нахмурился председатель.

— Почему курицын поросок в сельпо нету? — забушевала воинственная бабка, потрясая зажатой в птичьем кулачке трубкой. — Как так?!

— Не курицын, а яичный порошок, — терпеливо поправил Револий Афанасьевич. — Но давайте, товарищи, тише, и по существу!