Пенелопа Лайвли - Фотография

Она быстро понимает это и тактично извиняется.

— Боюсь, я слишком увлеклась. Ты же меня знаешь. — Так и есть, и она снова напоминает ему, что помимо альковных утех ее жилище манит его и домашним уютом. — А у тебя нет ни времени, ни желания, так? Куда только смотрит домработница! Конечно, будь здесь твоя жена…

Вот теперь она действительно перегибает палку. Говорить о Кэт запрещено. Глин отрезает:

— Кэт не занималась подобными вещами.

Майра, естественно, в недоумении. Означало ли это, что Кэт брезговала домашними делами? А может, она была выше подобных пустяков? И она благоразумно отступает, извлекая дорожную карту и предлагая вместе разобраться, как проехать к усадьбе.

Глину становится ясно, что она тщательно подготовилась к этой экскурсии. Он восхищен ее стратегией и тактикой. Так застать его врасплох. Будь все проделано иначе, он бы точно сопротивлялся. Это снова напоминает ему о том, в каком он теперь состоянии. Поддался уговорам Майры, чего раньше никогда не было. Но в работе у него наметился такой очевидный застой, что он совсем не прочь повидать особняк, построенный, как он слышал, еще в четырнадцатом веке, так что в нем самом и окрестностях может найтись масса интересного и полезного.

Глин ведет машину. Майра с явным удовольствием указывает ему дорогу: рада-радешенька, что ее план удался. А может, успех сегодняшнего предприятия видится ей первым шагом к сближению с Глином, некоему более тесному союзу. В любом случае, она не обращает внимания на то, что он необычно тих, и болтает без умолку. Как всегда, ее болтовня поверхностна, она то и дело перескакивает с одной темы на другую; Глину, которого она привлекает не этим, ничего не стоит перехватить инициативу в разговоре, если он того пожелает. Но сейчас ему не хочется, и Майра трещит как сорока все время, пока прибытие в пункт назначения и необходимость быть гидом не заставляют ее замолчать.

Любой старинный особняк для Глина — прекрасный набор скрытых ссылок. Отгороженная веревочным заборчиком старинная мебель и картины, привезенные из Европы, куда поколения и поколения прежних владельцев ездили получать диплом, его мало интересуют; куда занятнее восстанавливать сам процесс накопления богатств и получения титулов. Как возведение этого особняка повлияло на окружающую среду? Что пришлось стереть с лица земли, чтобы насадить этот парк и вырыть пруд? Какую роль играла усадьба в экономике региона?

Для Майры же, как выяснилось, старинный особняк — это немногим больше, чем кафе и магазинчик сувениров. Экскурсия по усадьбе была необходима, обязательная закуска — к ее организации она подходит деловито, со вниманием к деталям, свойственным домохозяйкам, которые не могут не обратить внимания на паутину и невытертую пыль. Тем не менее она проявляет интерес к картинам и охотно сопровождает Глина, когда тот отправляется посмотреть произведения искусства, выставленные на всеобщее обозрение в самом роскошном зале особняка.

Тематика у картин схожая — секс и слава; все разбавляется лишь несколькими лесными пейзажами и натюрмортами, изображающими то вазу с цветами, то битую дичь. Секс, конечно, замаскирован под мифологические сюжеты, но и так ясно, о чем все это, думает Глин, разглядывая изображение Вакха, глазеющего на аппетитно раскинувшуюся розовощекую нимфу, или белотелой Леды, увлекаемой похотливым лебедем.

— Ого! — восклицает вдруг Майра — Ну и дела.

Он не обращает на нее внимания; теперь он думает о славе, озаряющей все вокруг. Наполеон в огромном, не по росту, плаще взирает с каменистого утеса; гибнет на залитой кровью палубе Нельсон; Цезарь в блестящих доспехах окидывает взглядом тысячи мерцающих копий. Слава никогда особенно не интересовала Глина; куда больше его занимал труд неизвестных простолюдинов; но, блуждая среди картин, он понимает: слава освобождает тех, кому достается, они становятся вне времени и вне контекста — некие полумифические фигуры. Их знает каждый, но знает как образ и символ. Так их воспринимают, так изображают — и так будет всегда.

Майре все это начинает слегка надоедать. Она хочет обедать. И проводит Глина через комнату, через другую, третью. Он необычайно податлив и уступчив — погруженный в собственные мысли, далекие теперь от выставленного напоказ живописного изобилия, он равнодушно проходит мимо гобеленной и оружейной комнат, мозаичных шкатулок и тому подобного, размышляя о своем.

В кафетерии Майра снова берет инициативу в свои руки. Устраивает его за столиком, отправляется за едой и возвращается с целым подносом снеди и двумя бокалами вина. Глин с готовностью достает кошелек.

— Именинное угощение, — великодушно говорит Майра и поднимает бокал: — Поздравляю! — И пристально смотрит на него. — У тебя усталый вид. Ничего не случилось?

Глин весь подбирается. И быстро отвечает: нет, что ты, все в порядке. Сегодня Майра и так многого добилась. Больше он ей не уступит. Откровения исключаются, как, собственно, и всегда. О Кэт он рассказал Майре лишь то, что она умерла. Без сомнения, другие поведали ей гораздо больше.

Он собирается с мыслями. Вспоминает, где они находятся. И в упрощенной форме просвещает Майру об истории взлетов и падений местного дворянства начиная с эпохи раннего Средневековья, та слушает с очевидным интересом, хоть и не задает вопросов. Он планирует немного прояснить ей значение этого места, но, когда добирается до Викторианской эпохи, его пыл значительно утихает. Воспользовавшись паузой, Майра предлагает выпить кофе и отправляется за ним. По возвращении она решительно принимается говорить о своем сыне, который учится на инженера, — ей нужен совет Глина касательно его. Глин всегда опасался, что его запишут в отчимы, и избегал видеться с Майрой, когда юноша приезжал навестить мать. Теперь он обороняется тем, что пытается ускорить кофейную стадию и предлагает пойти посмотреть сад.

Майра отбывает в дамскую комнату. Глин выбирается на широкую террасу с видом на пышную зелень Южной Англии, и тут к нему присоединяется Кэт. Врывается вихрем; она не только в его голове — она повсюду, кажется, некогда он привозил ее в похожее место, тогда, когда он бешеными темпами ухлестывал за ней. Они стояли возле каменного парапета и любовались аллеями парка, и вдруг она положила ладонь ему на руку. «Есть вещи, о которых не говорят, — сказала она, а потом: — Да это я так». Теперь эти слова эхом отдаются у него в голове: есть вещи, о которых не говорят.

Возвращается Майра, и они принимаются бродить по ухоженному саду — мужчина и женщина, среди десятков таких же пар и экскурсантов, приехавших на автобусе. Погода все еще прекрасная, розы стоят в цвету. Майра жутко довольна: