Надя Лоули - Жить и умереть в Париже

Аркадий и Алик решили прогуляться до ресторана пешком. Столик был заказан на восемь вечера, дождь прекратился. Вечерние сумерки опускались над Парижем. Небо было сиреневато-синим, но звезды не проступали — огни города и знаменитая парижская сиреневая дымка заглушали их.

По бульвару Батиньоль они дошли до улицы Рима, свернули к вокзалу Сен-Лазар. Откуда было пять минут ходьбы до площади Святого Августина. Они шли по роскошному османовскому Парижу. Даже не зная истории этого города, они чувствовали величие, размах и одновременно благородную простоту окружающей их архитектуры.

Ресторан «Петрушка» не оправдал их ожиданий. Это было маленькое, довольно темное помещение со стоящими впритык столиками. Когда официантка посадила их, они рассмеялись, почувствовав рядом с собой локти соседей.

По-русски разгуляться здесь было явно негде. Да и русских, на которых Аркадий и Алик рассчитывали, что-то вокруг не наблюдалось. Услышав тихие разговоры за столиками, они разочарованно переглянулись: здесь все говорили по-французски. Меню показалось им неоправданно дорогим для обычного русского ассортимента. Понятно еще икра. Но блины, борщ, селедка, котлеты, пельмени и водка — явно зашкаливали. Порция гречневой каши, которая подавалась здесь в качестве русского деликатеса, стоила почти столько же, сколько порция икры.

Они-то рассчитывали повеселиться широко, по-русски, с музыкой и танцами. Однако для такого рода веселья места здесь было явно маловато. Но тут пришли артисты: два гитариста и певица. Репертуар был обычный, ресторанный: русские романсы и шлягеры — от «Калинки» и «Вдоль по Питерской» до «Вот кто-то с горочки спустился». И все это с каким-то псевдорусским надрывом и слишком широкими жестами. Опьяневшие от непривычной для них пищи и водки, французы подпевали всему, что было на слуху, а если бы позволило пространство, то, возможно, пустились бы в пляс под «Казачок».

Съев вполне приличный борщ и котлеты с картошкой, выпив водки, компаньоны расплатились и разочарованно покинули заведение. Русскими контактами надо обзаводиться явно не здесь, а душа отчетливо просила «продолжения банкета», но только совсем в другом месте.

Они двинулись пешком к Монмартру, чтобы закончить день в каком-нибудь веселом заведении на Пляс-Пигаль.

Поднимаясь на лифте в кабинет Андрея, Игорь подумал не без зависти, что друг юности сидит во всех смыслах высоко. Из всех «комсомольцев» Андрей оказался почти единственным, кто вышел без особых потерь из всех экономических и политических передряг последних пятнадцати лет. И даже сейчас, в начале двадцать первого века, он еще достаточно молод (что такое пятьдесят лет для мужика!), здоров, богат, уверен в себе, распоряжается судьбами и капиталами людей.

О себе Игорь этого сказать не мог. Так случилось, что из тех нескольких человек, которые были тесно связаны с «комсомольским братством», в живых остались только они двое. Оба, Игорь и Андрей, «похоронили» то дело двенадцатилетней давности. Игорь, почувствовав, что Андрей старается свести все контакты до минимума и упорно отдаляется от него, — сорвался и уехал в Питер.

Андрей всегда знал, что делать: до, во время и после. Был дипломатичен, умел дружить с нужными людьми. Он сохранил и упрочил свое положение. Игорь остался практически не у дел. Ну что такое по большому счету для человека с его амбициями какое-то агентство по недвижимости, находящееся даже не в столице!

Почему так случилось, что он, Игорь, проиграл все: карьеру, любимую женщину, деньги и самое главное — власть, к которой так стремился всю жизнь?

Неудачи с женщинами сопровождали его с юных лет: те, которых он выбирал, — предпочитали других, а которые интересовались им, совсем не интересовали его.

Вот и сейчас у него была очередная красотка жена. Хорошо еще, что эта молодая дура смогла родить ему сына, о котором он мечтал всю жизнь. Это был такой интерьерный вариант жены, для выхода в свет, что ли. А ведь по вечерам и поговорить с кем-то близким иногда хочется. Впрочем, они прекрасно понимали, что им надо друг от друга, и до поры до времени такое положение вещей обоих устраивало.

Но долгие годы он мечтал о другой — яркой, сильной, самодостаточной, такой, которая не от него бы зависела, а себе всех кругом умела подчинить своим умом и обаянием. Он мечтал о женщине, которую убил когда-то вместе со своим другом, нарушив тем самым все мыслимые и немыслимые человеческие и Божьи законы.

Однако вся эта лирика давно отошла на второй план. О своей первой и безответной любви он вспоминал теперь все больше не в связи с ущемленным мужским самолюбием, а в связи с уплывшими большими деньгами.

Обстоятельства скрутили Игоря. Денег требовалось все больше и больше и на поддержание соответствующего образа жизни, и на ведение дел, и на достойное содержание дома, и на эксклюзивные шмотки жене, да и на престижные иномарки, которые, чтобы выглядеть солидно, надо было хоть раз в два года, да менять.

Мысленно он часто возвращался к той истории, просчитывал, анализировал. Что-то было не так с тем делом. Что-то свербило у него в мозгу, неясная надежда какая-то.

Наконец он снарядил надежного человечка в Монако. Попросил разыскать для него все, что просочилось в местную прессу о том двойном убийстве. Его человек поработал на славу. В одной бульварной газетенке, выходившей в те годы на Лазурном берегу, была даже напечатана фотография с места преступления. Качество не бог весть какое, однако вполне достаточное, чтобы заставить сердце Игоря бешено заколотиться. Спустя годы он понял, что тогда с Владом была убита совершенно другая женщина, лишь отдаленно напоминающая Ольгу…

Игорь обдумывал детали предстоящего разговора. В конце концов, ему нужно было только одно: убедить Андрея, что в смерти Влада виновата эта мерзавка Ольга, и получить деньги на ее поиски.

Лифт мягко остановился на одиннадцатом этаже. Игорь, сняв плащ и поправив галстук, зашел в приемную.

Окрыленная, вернулась Марина домой. Поставив цветы в вазу, она начала собирать сумку для Кирилла (он уезжал к бабушке на выходные). Мужа дома не было, наверное, опять у своих друзей, таких же, как он, художников-неудачников. Выпивают, обсуждают свои «гениальные» картины, которые только потомки поймут, а музеи через сотню-другую лет будут драться за право повесить их на стены. Ну что ж… В конце концов, может, так оно и будет. Но ей-то что делать здесь и сейчас?

Впрочем, сегодня сердиться и думать о плохом Марине совсем не хотелось. Вздохнув, она аккуратно сдвинула в сторону рамы и краски: квартира была маленькая и, за неимением ателье, Клод рисовал на кухне, единственном месте, где было достаточно светло и просторно.