Надя Лоули - Жить и умереть в Париже

Впервые за десять лет жизни во Франции Ольга не задумываясь представилась своим настоящим именем. Сказала, что она парижанка с русскими корнями, разведена, по образованию филолог (тут Франсуа приветственно вскинул руку), что в Рибовиле она оказалась по необходимости, что город ей очень нравится и она собирается пожить здесь какое-то время.

Ей было на удивление легко разговаривать с этим незнакомым человеком. Более того, она вдруг испугалась, что он сейчас встанет, попрощается и уйдет, уйдет, быть может, навсегда. От волнения она чуть не поперхнулась, и даже сама удивилась таким внезапным чувствам. После смерти Влада подобное было с ней впервые. Мужское обаяние, исходившее от Франсуа, волновало Ольгу, к тому же она чувствовала, что тоже нравится ему.

Щенок, утомившись, заснул у ног хозяина, а тот продолжал говорить, будто знал Ольгу целую вечность: о стихах и живописи, об особенностях местного виноделия и даже о погоде. Похоже, он просто оттягивал момент расставания.

А Ольга сидела и думала: «Странная штука судьба. Сколько перемешала карт, прежде чем выпала одна, верной масти… Сколько километров нужно было проехать, чтобы оказаться здесь в этот самый момент».

В углу над стойкой тихо работал телевизор. В полупустом в этот час кафе никто не обращал внимания на оживленно беседующую за столиком возле окна пару.

Наконец Кадо проснулся и начал нетерпеливо тянуть хозяина к выходу. На лице Франсуа отразилось замешательство. Он нерешительно протянул Ольге руку: «Счастлив был познакомиться с вами, мадам». Ольга улыбнулась, погладила щенка и вдруг осознала, что если сейчас Франсуа уйдет, то это, может статься, навсегда. Она встала, взяла поводок, и вместе они вышли на улицу.

Погода была чудесная. Насыщенное, но по-осеннему спокойное солнце ласкало и согревало. Кадо тянул поводок во все стороны, ему хотелось побегать на воле. Они свернули в парк и отпустили щенка.

Почти час они бродили по парку, болтая обо всем на свете. И хотя ничего существенного о себе и, в частности, о событиях последней недели Ольга не рассказала, она почувствовала огромное внутреннее облегчение, словно Франсуа, сам того не ведая, снял часть груза, давившего на ее плечи все последнее время.

Прощаясь возле Ольгиного дома, Франсуа, держа ее за руку, попросил об одном: не исчезать.

Они договорились встретиться вечером в «Рондо».

Все дни, прошедшие после звонка Ольги, Жан-Марк не находил себе места. Он понимал: у нее что-то случилось, но не знал, как помочь. К тому же временное улучшение в его самочувствии опять сменилось ознобом и температурой.

Пару раз забегала Аньес, приносила продукты и лекарства, сокрушенно качала головой и уходила. В конце концов Жан-Марк позвонил ей и попросил дать ему недельный тайм-аут: он не хотел, чтобы его дурное настроение выплескивалось на Аньес, чтобы она становилась невольным свидетелем его немощи и депрессии.

Он попеременно то лежал, то начинал слоняться по квартире. Наконец подошел к письменному столу и стал перебирать бумаги. Здесь царил «творческий» беспорядок. Расписание репетиций, концертов, встреч на несколько месяцев вперед, бумажки-наклейки на стенках бюро с напоминаниями о неотложных делах, письма, отвеченные и ждущие своей очереди…

Жан-Марк улыбнулся: у Аньес руки чесались привести все это в порядок, а он с закрытыми глазами мог найти все, что нужно. Даже домработнице он не разрешал убирать в своем кабинете.

Оглядев это бумажное хозяйство, Жан-Марк подумал, что вот тут, в сущности, вся его жизнь. А в итоге? В итоге он заболел накануне решающего спектакля, и если он потеряет голос, то он — никто. Останется на пятом десятке без любимого дела, без семьи, без детей. Довольно мрачная картина.

Хотя, наверное, все не так уж и страшно. Он может преподавать в консерватории, на его мастер-классы студенты и так записываются загодя; может вести музыкальную программу на местном телевидении (уже предлагали), да и записями на дисках он обеспечил себе пусть небольшой, но стабильный доход. И потом, есть Аньес, преданная, любящая…

Жан-Марк немного успокоился и прилег на кровать. Солнце пробивалось сквозь шторы, непривычная тишина убаюкивала, точно в ней самой таилась какая-то музыка. Он уже почти заснул, когда раздался звонок в дверь. Мысль: а вдруг это Ольга? — заставила его буквально подскочить на кровати. Не раздумывая он распахнул дверь и очень удивился, увидев на пороге незнакомую молодую женщину.

Франсуа свернул на проселочную дорогу. Вот и дом виден. Рядом на сиденье вертелся неугомонный Кадо. Пятнадцать минут назад Франсуа расстался с Ольгой и уже чувствовал, что скучает. Ему очень понравилась эта женщина, в которой сочетались зрелость и какая-то почти девичья незащищенность.

Вообще-то случайные знакомства были не в его характере. Он не любил кратковременные амурные интрижки, потому что по определению серьезно воспринимал отношения между мужчиной и женщиной. И сейчас у него и язык не повернулся бы назвать знакомство с Ольгой случайным, слишком много общего у них обнаружилось и в характерах, и во взглядах.

Он вспомнил, как Ольга смотрела на него — снизу вверх, слегка исподлобья, иногда проводя по лбу рукой, словно отбрасывая несуществующую челку. Забавная. Милая. Франсуа улыбнулся. Но иногда во взгляде этой женщины проскальзывало что-то тревожное, почти отчаянное. В эти секунды Франсуа хотелось обнять ее, защитить.

При мысли, что сегодня вечером они снова увидятся, Франсуа почувствовал, как сердце его забилось чуть быстрее. «Ну вот, совсем как мальчишка!» — и он рассмеялся во весь голос так, что соседка из дома напротив, возившаяся в саду с кустом роз, удивленно подняла голову.

Франсуа исполнился пятьдесят один год. Прекрасный мужской возраст. Безумства молодости, поиск своего пути, кризис середины жизни — все позади. Состоявшаяся карьера, удовлетворенные амбиции, сознание, что судьба не обманула, ощущение собственной востребованности, отсутствие материальных проблем — все это помогало плодотворно работать и строить планы на будущее. На здоровье тоже грех было жаловаться, несмотря на седину, первый намек на возраст.

Его личная жизнь не отличалась от той, которой жили и живут большинство мужчин. Была первая безответная любовь в студенческие годы, потом беспечные подружки молодости, романтические увлечения. А потом он встретил умную, волевую, не очень красивую, но хваткую женщину, умеющую разбираться в мужчинах. Клер была старше его на пять лет. Она преподавала философию на той же кафедре в Сорбонне, где он защищал свою докторскую диссертацию.

Клер сразу приметила красивого, молодого, подающего блестящие надежды ученого, за которым восхищенные студенточки ходили толпами.