Александр Торопцев - Охрана

Под компот вкусноты необыкновенной они заговорили о деле. Куханов строил коттеджи местному крупняку, а может быть, и не местному, заезжему. Обещал сдать один из них в начале ноября. Дел было много. Работают по 12–14 часов в день. В субботу – десять часов, в воскресенье обычно выходной. Зарплата – 500 зеленых, плюс по сдаче объектов премия по 100–200 долларов на круг. Тем, кто работал больше трех месяцев и без пьянки, без прогулов.

– У тебя есть шанс, – говорил Куханов с напором, трудно было не поверить ему. – Ноябрь для тебя это 3–3,5 тысячи. Думай сам. И сейчас. Утром ко мне еще один бывший майор подвалит.

– Наш? – поинтересовалась Светлана.

– Нет. Братан сосватал. Но я честно место для тебя держал. Не люблю ля-ля-тополя разводить. Решил?

Николай-то решил. Но в августе у отца юбилей. В конце сентября ему нужно помочь картошку выкопать. А тут такой крутой режим.

– На нет и суда нет. Только зря ты конопатишься! Сто долларов отцу отошлешь, он на них столько картошки купит, что мало не покажется, – почему-то решительный Куханов не спешил ставить точку на разговоре.

Почему?

Николай украдкой посмотрел на жену. Еще час назад она была категорически против шабашки. Сейчас в ней что-то изменилось. В ее лице светлооком было что-то покорное, робкое, если не сказать – просящее. Дай мне, муж мой любимый, бывший майор, три тысячи долларов, я шторы новые куплю и утюг, и туфли, и купальник, а то на озеро ходить стыдно, и телевизор нормальный, чтобы Мишку-ремонтника не вызывать через неделю. А Ване надо компьютер купить, ему же нужно. Это же лучше, чем болтаться по улицам. Дай мне, пожалуйста, Коленька, три тысячи долларов, даже без премии!

– Решено, с чего ты взял? Мы бы не пришли. Во сколько выходить на объект? – голос Николая был тверд.

– В восемь. За селом. У пруда большого.

– Знаю. Видел. Буду. Спасибо тебе.

Они опять крепко пожали друг другу руки.

– И это ты решил правильно. А то бы мне пришлось замполита брать. Я их с детства не люблю. Даже ненавижу.

– Это ты из-за Ольги Котляковой на них так? – спросила Светлана.

– Чертов замполит! Мы уже заявку подали. А мне на сборы нужно было, потом на две недели в Чехословакию поехали. Повезло мне в тот год – две загранки. Подарков ей привез. А он, гнида, умыкнул ее у меня. Бумажная душонка.

– Я с ней в одном классе училась…

– Не все замполиты такие, – Николай горой встал за офицерскую честь.

– Короче, завтра в восемь. Форма одежды рабочая.

– Понял.

Они встали.

– Врезать бы по такому случаю, – Куханов задумался. – Но не люблю я два дня подряд пить. Вчера Витьку Федоткина похоронили. В станционном поселке жил. Мы с ним десять лет в трех школах в одном классе учились.

– Худой такой? У него мать завмагом работала на станции? – Светлана знала родные места хорошо.

– Точно. И он, дурак, по ее стопам вздумал пойти. Всю жизнь электроникой увлекался, техникум окончил перед армией, потом заочный институт. Чего ему не хватало? Технику ремонтировал на ять. На жизнь хватало. Нет, в торгаши подался. Зачем он этот вонючий ларек взял, не его дело?!

– Да денег сейчас нет ни у кого! – вырвалось у Светланы.

– А что с ним случилось-то? – спросил Николай.

– Шлепнули его в среду рано утром. Прямо в ларьке.

– Кто?

– Поди узнай! Ливень был грозовой. Никаких следов. Наторговал, короче, себе на девять граммов свинца в сердце. Нет, хватит на сегодня. Нужно материалы расписать. Грузовики должны прийти. Пошлю их на базу. Все, медведь, до завтра. Светлана, до свиданья.

Муж и жена спустились с крыльца и побрели по пыльной дороге к асфальтовой прямой полосе, рыжевато блестевшей за селом в лучах наполовину утонувшего в лесном море солнца. В такие блаженные дни для любых супругов земного шара все жены на свете думают и говорят только о двух проблемах: о том, как они будут тратить еще не заработанные деньги, и о том, как они друг друга любят и почему.

Николай и Светлана говорили о том же. Быстро темнело. Они еще быстрее (потому что темы были замечательные и время бежало быстро) приближались к лесу, расшумевшемуся к ночи.

Светлана двумя руками, кольцом, захватила левое плечо Николая и говорила, горячилась, совсем разгорячилась от радостных женских надежд.

– А ты боишься темноты? – крикнула она, то ли страх свой сбивая криком, то ли невольно подумав о чем-то.

Николай это «что-то» почувствовал даже не в голосе, но в движении ее рук, схваченных кольцом, и крикнул ей в тон, играя с ней и радуясь игре:

– Я-то не боюсь! Я никогда не боялся. Это ты у меня известная трусиха.

– А вот и не трусиха!

Ее слова потонули в долгом поцелуе. И дикими, и жадными, и щедрыми были он и она, и громко, и страстно трещали кузнечики, и шумно шуршали над ними ветви берез, и туча надежно скрывала луну, и так же надежно, плотными шторами скрывали кусты жену и мужа от фар машин. Долгой была та ночь. Как в радостном, счастливом бреду ласкали они друг друга, не уставая, не обращая внимания на ночь лесную. А уж когда истомилась летняя ночь, когда затихли деревья в предрассветной неге, когда машины все отъездили, вдруг очнулась от радостного бреда жена и, смеясь, сказала:

Нешумные переулки в километре от Садового кольца. Дома на самый разный вкус и цвет: от темно-красных, кирпичных, низких до панельных, спальных с хорошей прослушкой от первого до последнего этажа, от белоколонной усадьбы известного в девятнадцатом веке графа до аккуратного дома управделами Президента, от мощного железобетонного здания Всероссийского общества слепых до отживших свой век кирпичных четырехэтажных кубов. Отжить-то они свой век отжили лет двадцать назад, но со сносом их почему-то в свое время повременили, а чуть позже, когда московскому деловому люду срочно понадобились небольшие здания для банков, этими кубиками, окруженными панельными многоэтажками, заинтересовались новые русские. Дома были вмиг отремонтированы иностранными бригадами якобы по европейским стандартам, огорожены черными невысокими изгородями, защищены прочными металлическими дверьми и охранниками, молчаливыми и загадочными, как осенняя вода в подмосковных старых прудах.

Минуя очередной перекресток, Николай посмотрел на жилой дом управделами, окруженный черной металлической загородкой с большими воротами, возле которых стояла будка и суетился охранник, выпуская не очень дорогую иномарку и всем своим угодливым видом желая понравиться ее владельцу.

«Тоже мне, богачи, – подумал Касьминов, – не могут автоматические ворота заказать. Делов-то».

Это он от зависти немного раскритиковался. По слухам, охранники в этом доме получали раза в полтора больше, чем Николай. И хотя человеком он был не очень завистливым и чужие деньги считал нечасто, в этот раз почему-то обратил внимание на недоработки местной администрации. Деньги-то любому мозги замутят, только дай себе поблажку – обкритикуешься.