Максим Яковлев - Вознесение

— А?! — ликующе вскрикнул глава района, — каков пейзаж! Что я говорил? Смотрите, какие у меня места тут! Какое небо! Какие дали отсюда! Посмотрите мои поля… А роща, а? Куинджи! А луг? А река? А храм? Шестнадцатый век! — он кинул взгляд на деревню, — … и народ неплохой, так что…

— Да-а, — гудели солидно вокруг него, — повезло, Виталий Никитич, красотища…

Дальше Виктор слушать не стал. Он с ходу развернулся и шагнул прямо к ним. Отец Сергий рванулся остановить его, но было поздно, капитан стоял уже вплотную к телу главы района, ухватив его левой рукой за лацкан распахнутого пиджака, а указательным пальцем правой, твёрдым как ствол нагана, размеренно стучал в это тело, приговаривая:

— Храм — не твой! Небо — не твоё! Поля — не твои! Роща — не твоя! Речка — не твоя! И народ — не твой, понял? И пиджак на тебе — не твой, и штаны на тебе — не твои!.. Нету тут твоего!

Батюшке удалось-таки оттащить его от главы и увести от греха подальше с пригорка, вниз, через дядь Пашин прогон, к остановке.

Дальше Виктор пошёл один, не оборачиваясь и матерясь на себя и на всё земное начальство…

Дома ждал его завтрак. Он умылся и сел за стол. Жена поставила перед ним яичницу и картошку.

— Достань-ка мне это… — сказал он.

Она открыла холодильник и достала бутылку.

Он вздохнул, налил полный стакан и выпил.

— Почему с «херувимской» ушла? — спросил он.

— Прихватила что-то, — поморщилась она.

— Опять?

— Отпустило уж маленько. Пройдёт.

Аппетита не было, он тыкал вилкой в яичницу. Шрам на щеке вздулся и покраснел.

Она смотрела на него.

И он не выдержал, рассказал ей про всё, что было у церкви.

— Отец, ну что с тобой? — сказала она, улыбнувшись. — Тебе отпуск нужен, ей Богу.

— Да причём тут отпуск!

— Да при том. Ну что он такого сказал? И мы также говорим: моя деревня, мой дом, моя страна… Ну? В отпуск тебе надо, отец, отдохнуть, а то ты совсем там чокнешься со своими бандитами.

Он отодвинул тарелку.

— Вот смотри, Алён, сколько уж лет вместе живём, а не чувствуешь ты меня… нет.

Она убрала со стола, стала мыть посуду. Он допивал чай.

— Хоть бы Андрюшка приехал со своей Оксанкой, — сказала она, — к речке сходили б.

Виктор смотрел в окно и ничего там его не привлекало. Абсолютно.

— Отец, пойдем к речке сходим? Я приберусь только.

Виктор встал, постоял с минуту и направился к двери.

— К обеду-то придёшь? — спросила она.

Он как-то дёрнул головой и вышел.

И ушёл он за Ильинский Погост, куда ходили с матерью за земляникой, а оттуда в Зубовский лес, где в затхлых и тёмных землянках обжимали с парнями девчонок, а лес почти весь в завалах, после прошлогоднего урагана, корневища торчат медведями, и грибов тут похоже не будет… Потом гороховым полем дошёл до Каменки, совсем обмелевшей, и увидел байдарочников и палатки с навесом, а в детстве ловили тут раков и жгли костры, пугая друг друга страшными историями про утопленников…

Виктор чувствовал, что тяжесть всё ещё остаётся в душе, хотя уже не давит так сильно. Поднялся к кладбищу и нашёл два родимых холмика, матери и отца. Он огляделся и лёг между ними на спину и закрыл глаза. И подумалось ему, что если вот умереть, то в рай ему сейчас не попасть, это уж, как пить дать, а значит не увидит он и никогда не встретит больше ни матери, ни отца… никогда, никогда… И они там тоже не дождутся его, никогда. Может смотрят на него оттуда и плачут. Но в раю же не плачут, там радуются. Значит они смотрят на него и радуются? Нет, это абсурдно, бесчеловечно…

— Помогите мне, — сказал он, — один я…

Холмики молчали. В ложбинке было прохладно, он чувствовал лопатками влажную мякоть травы, и впервые — эту ровную покатость земли, планеты…

Он открыл глаза и увидел синее-синее небо. Расслышал жаворонка…

Как будто захотелось домой… К Алёне… Он знал, что сейчас там тихо и убрано, всё на месте. Неужели это всё, что нужно ему? Неужели он настолько прост, что просто… молчаливое прикосновение жены и взгляд, и голос..? Неужели вот в этом Бог? Да нет, конечно! Бог, Он должен быть в другом, совсем в другом… тоже самое мог бы чувствовать и неверующий.

— Господи, если мы верим и молимся, то где же Ты? Так что б мы почувствовали Тебя, хоть чуть-чуть? Должна же быть разница между ними и нами! Я не прошу у Тебя знамений и ангелов, мне бы только хоть раз узнать, ощутить: как это, — то что Ты с нами?.. Где Ты?

Он ещё подождал немного, но ничего не случилось.

Тогда он поднялся и усмехнулся. Решил сходить к роднику. Там было тенисто и тихо. Прозрачнейшие струи выбивались из каменистой земли, бесшумно сплетаясь друг с другом, переполняли неглубокую выемку и превращались в ручей, стекавший в заросли ивняка и осоки. Виктор встал на мостки, расстёгивая пуговицы рубашки.

Все затмилось единственным неодолимым желанием: скорее черпнуть ладонями студеной водицы, охладить, освежить горящее от солнца и крови лицо, окатить прохладой саднившее от травы и сухого ветра руки и грудь, и напиться, напиться до сыта, до ледяного горла, и он уже нагнулся за этим… как вдруг почувствовал, ощутил всем затылком чей-то настойчивый просящий взгляд, обращенный именно к нему, и вместе с тем, как будто, тихий, приветливый смех. Виктор разогнулся и, обернувшись, заметил наверху Алену. Она стояла в прогале березовой рощи, у самого высокого спуска к ручью, стояла и смотрела на него, спокойно опустив руки. Ветер качал березами, обдувал на взгорке траву, но казалось, что ни одна складка не дрожит на ее легком платье, ни одна прядь волос — на ее внимательном, чуть удивленном лице. Он видел всю ее фигурку, одинокую светлую фигурку на лесном ветру, не помнящую ничего вокруг, кроме …

— Это жена моя, — произнес он, вглядываясь в нее.

Но от этих слов, сказанных вполне бессознательно, сжалась душа его. Непонятно почему. Сжалась и все.

Он сделал два шага навстречу и остановился, не сводя с нее глаз.

«Почему она не улыбнется, не прищуривается, как всегда?.. Что-то видно случилось».

— Ален, это ты?

Он пошел к ней, взбираясь на взгорку, и в душе его не было ничего, кроме испуганного немого предчувствия.

Когда он наконец встал рядом, она все также смотрела в него, также легко и внимательно, и неподвижно, как обычно смотрят в себя.

— Ты чего? — спросил он.

— Искала тебя, — ответила она.

— Чего меня искать… — выдохнул он и понял, что ничего страшного не случилось, что пойдут они сейчас обедать, и все, что бурлило в нем, куда-то ушло.

— Пойдем, — она взяла его руку за тяжелые пальцы и пошла, потянув за собой, на шаг впереди него. И он пошел за ней, впервые так послушно и просто, и не знал, откуда это.

— А чего смеялась? — спросил он.

— Я звала тебя, а ты не слышал, — ответила.