Миколас Слуцкис - На исходе дня

Вот почему в тридцать лет, оглядываясь в прошлое, мужчины эти оценили его точно и трезво, не скрывая тех ошибок, которые бывали вызваны отсутствием опыта и юношеским ригоризмом, утверждая высокую правду народной борьбы за будущее, за счастье, за укрепление власти Советов.

И Миколас Слуцкис, и многие другие литовские писатели неоднократно обращались к тем грозным временам и в последующие года, все тщательней и углубленней исследуя, как в определенное время и в определенном месте — в Советской Литве воплощалось ленинское понимание того, как, из какого человеческого материала строится социалистическое общество Материал этот получен от прошлого и несет в себе «родимые пятна» прошлого. И тяжелую ошибку совершает передовой строитель этого общества, который, исходя из абстрактных представлений о том, как строят социализм, не сумеет отбить у старого мира каждую крупицу человечески ценного.

Миколас Слуцкис — прозаик «мирового профиля». Он не только автор романов, которые широко известны в Советском Союзе и за рубежом, он также автор талантливых «взрослых» новелл и многих произведений детской литературы — повестей, рассказов, сказок. Он выступает (и с большим успехом) как драматург Кроме того, он автор многих критических работ, литературных портретов старших — Жемайте, Миколайтиса-Путинаса, Пятраса Цвирки, умных, острых откликов на ряд значительных произведений писателей Литвы, ГДР, ФРГ, Польши. Он рассказывает и о своем творческом опыте, и о том, как складывалась гражданская и творческая индивидуальность молодых (почти детей по возрасту) сороковых годов, как молодые эти (в том числе и сам автор) — с восторгом, верой в коммунизм — пусть с издержками и порой неуклюже, — с помощью «старших» прокладывали новые пути для литовской советской литературы.

И дальнейшие искания «молодых» соотнесены в статьях М. Слуцкиса и с жизнью всей советской многонациональной литературы (прежде всего — русской) и с особенностями литературного процесса в разных странах Европы. Первый успех пришел к Миколасу Слуцкису как новеллисту Сборник его рассказов «Как разбилось солнце» привлек внимание читателей и критиков как в Литве, так и в других республиках Советского Союза. И мне думается, что рассказ из этого сборника «Первая командировка» стал тем «зерном», из которого лет пять спустя вырос роман «Лестница в небо», принесший автору всесоюзную известность, нашедший отклик и за рубежом.

Роман этот показал реальную сложность борьбы за новую жизнь в послевоенной Литве (особенно в деревне), сложность, часто недооцениваемую честными борцами за новое. Герой романа — городской юноша Яунутис Валюс — несомненно положительный герой. Человек убежденный, честный, чистый. Но его картина мира решена в черно-белом цвете. Есть друзья, есть враги, есть те, кто в городе живет впроголодь и строит новую жизнь, и есть деревня, где по хуторам засели сытые косные собственники, преимущественно кулаки, если не пособники бандитов-националистов. Он же, будущий писатель, избравший себе псевдоним Факел, будет гореть, сиять, устремив взор в будущее, где в розовых облаках витает видение коммунизма. Бедный Факел во время первой же газетной командировки в деревню ценою тяжкого трагического опыта убеждается в непригодности черно-белого толкования реальной действительности.

Не с маху и не простой ампутацией можно избавить деревенского труженика от всего, что в него «прошедшим рабским вбито» Тот, кто борется за новое, обязан быть не только солдатом, но и мудрым, терпеливым воспитателем, «селекционером», который выращивает новые плоды на «красной глине» и вересковых пустошах родной республики. Иной — гораздо более страшный и трагический поворот в судьбе борца за новое в послевоенные годы дает М. Слуцкис в повести «Чужие страсти», написанной уже после того, как в двух романах «Адамово яблоко» и «Жажда» он обратился к проблематике сегодняшнего дня.

Обращаясь к сегодняшнему дню, Миколас Слуцкис и другие литовские писатели, сейчас уже широко известные и в Советском Союзе и за его рубежами, с той же скрупулезной тщательностью, с тем же чувством ответственности исследуют судьбу человека, проводят его через те испытания, которые могут встать на его пути в наше сложное, прекрасное время. «Жажда» и «Адамово яблоко» — решены в совсем ином ключе, чем лирически-исповедальная «Лестница в небо».

Об этом говорит и сам Слуцкис в статье «Из творческого опыта». В «Адамовом яблоке» и «Жажде» другое настроение, другая стилистика. И дело не только в том, что здесь материал целиком взят из современности, из повседневной жизни интеллигенции… Оба эти романа не столько лирические, сколько психологические, что уже само по себе обязывало дробить крупные величины на мельчайшие частицы Автор такого типа романов решительно не похож на могучего лесоруба, валящего строевой лес, скорее он напоминает часовщика, разбирающего огромные часы, завалившего рабочий стол множеством крохотных деталей. (Кстати замечу: не разобрав, не отремонтируешь!) Несомненно, автор увидел многие сложности, противоречия, «пережитки» в личном и общественном бытии современной интеллигенции, раскрыл те опасности («вещизм», подчинение обстоятельствам), которые могут деформировать человеческое сознание.

Новым шагом на этом пути стал роман «На исходе дня». Это грустная повесть о взаимосвязанной и взаимозависимой судьбе двух очень разных семей. Автор строит повествование, смещая временные пласты, не объясняя читателю с самого начала, как переплелись судьбы двух семей — Наримантасов и Казюкенасов, в чем не только различие, но и печальное сходство таких внешне устоявшихся, а внутренне не сложившихся судеб, какими прочными, «переплетенными» нитями связаны эти судьбы.

Если бы нужно было найти эпиграф к роману, я бы взяла слова одного из чеховских героев: «Ничто не проходит».

В судьбе героев живет весь комплекс впечатлений и переживаний, полученных начиная с самого раннего детства, протекавшего еще в буржуазно-фашистской Литве. Детские радости, обиды, страхи, сложные отношения со старшими — все это входит в мироощущения взрослого, все это влияет на выбор пути, на «самоформирование» личности, на самоутверждение человека в мире. Следуя за автором романа по путям его героев, нужно помнить и о том, что сами пережитки в их сознании и быту специфически окрашены. Тут и многовековое влияние католической церкви, и многодесятилетнее воздействие буржуазной культуры зарубежных стран, и родственные связи с литовскими эмигрантами, покинувшими страну в разные периоды и по весьма различным причинам.

Эта национально-историческая специфика отраженно сказалась и на судьбах известной части молодых — тех, кто вырос уже при Советской власти. Ведь различные виды пережитков могли существовать в открытой или скрытой форме в семье, семейных отношениях, в чертах характеров отцов и матерей. И такая семейная прививка, идущая от старших, могла отразиться на самых первых шагах молодых, делая их беззащитными перед тем стремлением к вседозволенности, легкой жизни, каким уже бывали заражены некоторые кружки и компании старших школьников.