Патрик Несс - Жена журавля

— Не волнуйся, если поступила так по доброте. Точно не хочешь попробовать? Так и заглядываешь мне в блюдце.

— Все толстые женщины делают это. Смотрят на еду.

Лицо Кумико вдруг стало удивленным — и, как ни странно, сердитым.

— Ты — не толстая, — отрезала она. — Ты, которая говоришь правду даже себе во вред, как ты можешь этого не видеть?

— Я пыталась пошутить, — быстро сказала Аманда. — Я вовсе не думаю, что я…

— Вот этого я никогда не пойму, — перебив ее, продолжала Кумико. — Неспособность людей видеть себя отчетливо. Видеть то, чем они являются на самом деле, а вовсе не то, на что они боятся походить или, наоборот, походить мечтают. Почему вам никогда не хватает того, кто вы есть?

— Кому? Мне? Или всем вокруг?

— Если б вы могли видеть о себе только правду…

— Тогда б мы не были людьми.

Кумико вдруг остановилась — так внезапно, точно ей влепили пощечину, и, как ни странно, словно даже чему-то обрадовалась:

— Неужели? Ты, правда, так думаешь?

— Я думаю, быть человеком — значит сильно к чему-то стремиться, — ответила Аманда. — Сильно чего-то желать. Сильно в чем-то нуждаться. И почти всегда это есть в нас. Такая разновидность яда, который отравляет все вокруг.

— Но это сладкий яд?

— Иногда.

— Вот она! — продолжала Кумико. — Твоя честность. То, что я люблю в тебе больше всего.

— Хм… Наверно, вы единственное исключение.

Кумико снова протянула тарелку:

— Ну, пожалуйста, попробуй. Я ведь знаю, тебе хочется. Этот яд послаще многих…

Помедлив секунду-другую, Аманда присела на угол кровати и в нерешительности уставилась на блюдце:

— Это надо есть руками?

— Вот так. — Кумико набрала очередную щепотку и поднесла Аманде ко рту: — Ешь!

Аманда уставилась на еду, чувствуя, как это странно — есть из рук Кумико, хотя, в общем, не так уж и странно, не страннее всего остального, что только есть в Кумико, если уж быть честной с самой собой. Мало того, она даже обнаружила, что хочет этого — по-настоящему, без дураков. Поблагодарив кончики пальцев Кумико самым легким на свете поцелуем, она приняла губами щепотку риса.

…И ее немедленно унесло — неожиданно, куда-то в воздух: ураганный ветер свистел вокруг нее, далекая Земля внизу, древняя и еще молодая, то и дело взрывалась холодным паром, и сладость на кончике ее языка была легкой, как желание, как ресница, как брызги пены от прокатившей мимо волны.

И Кумико летела рядом с нею и предлагала ей что-то.

(Или она хотела, чтоб ей предложили.)

— Аманда?

Голос Клэр рассек воздух спальни, когда пальцы Кумико уже удалялись от губ Аманды (как и влечение внутри нее — странное, молочное на вкус влечение, не страсть, не для услады плоти и даже не для любви, но к чему?) и Кумико спрашивала:

— Тебе нравится?

Остолбеневшая Аманда глотнула:

— Не то, чего я ожидала.

— Всегда не то.

— У вас все в порядке? — спросила Клэр, пристально глядя на них.

— Абсолютно, — ответила Кумико. — А почему вы спрашиваете?

— Я… э-э…

— Я должна вернуться вниз, — сказала Кумико. — Даже если почти никого там не знаю.

Кивнув им обеим, она убрала блюдце, прошла мимо Клэр и спустилась по лестнице к мирно галдящей толпе. Амандой же овладела жгучая радость, и она раскраснелась, как после подъема в гору на велосипеде. Она выдохнула ртом, и томительный привкус на языке спутал и разметал ее мысли.

— Так это была она? — уточнила Клэр. — Что здесь, черт возьми, произошло?

Но не успела Аманда притвориться, что проверяет в постели сына, как необъяснимый жар стал подниматься по ее шее.

— Ты избегаешь меня, — сказала Рэйчел, загоняя его в угол патио, когда он захотел выйти с подносом опустевших бокалов.

— Конечно, я избегаю тебя! — отозвался Джордж. — А что мне еще остается?

Они стояли чуть поодаль от основной массы гостей, некоторые, слава богу, собирались домой — теперь, когда прошло уже два часа, но никто не показал им никаких произведений, не устроил аукционных продаж или чего еще там могли ожидать от вечеринки эти таинственные незнакомцы. И хотя о некоем выступлении Джорджа было объявлено заранее, никого из уходящих уже не интересовало ни оно само, ни его последствия. Хотя именно сейчас он согласился бы поторговаться с двадцатью из них, лишь бы не общаться с Рэйчел.

— Тебе не нужно ждать от меня неприятностей, Джордж? Если ты этого боишься?

— Да уж, этого я и боюсь, — признал Джордж. — Именно этого.

— Но тебе не нужно?

На секунду он повернулся и заглянул в ее лицо. Проклятый отсвет из кухонного окна снова заставил ее глаза вспыхнуть зеленым светом.

— Рэйчел…

— Послушай, я знаю, — перебила она. — Знаю, что ты с Кумико. И Аманда говорит, что ты поселил ее у себя, и этот педик из Турции так и намекает кому ни попадя о какой-то большой для всех новости…

— Рэйчел…

— Я просто говорю, что я знаю, понятно? — не унималась она. — И я ничего не задумала? Я же вижу, как ты к ней привязан? И что она должна подарить тебе то, что я не смогла? Все то, что я не смогла бы подарить никогда и никому? — Она вгляделась в холодный лунный свет поверх головы Джорджа, и он с удивлением обнаружил, что она сдерживается, чтобы не разреветься. — Я просто в последнее время запуталась, Джордж? Когда мы были вместе, я не умела дарить себя так же, как это получалось у тебя. У меня ни с кем это не получается? Вот почему ты ушел от меня, я уверена…

— Но это ты ушла от меня…

— А теперь еще эта новая экзотическая женщина, в которой есть все, чего нет во мне. Все, чем я хотела бы стать, это же ясно? Такая красавица…

— Ты красавица, Рэйчел, не притворяйся…

— Такая умная, одаренная…

— Как и ты.

— И так мила.

— …

— Понятно, что она сможет легко тебе открыться. — Теперь Рэйчел смотрела на него жестким, немигающим взглядом. — И отдать тебе взамен всю себя.

Во рту у Джорджа пересохло. Его губы что-то пробормотали.

— Что? — не поняла Рэйчел.

— Я сказал, она не отдает мне всю себя.

— Нет? Но мне показалось, вы оба такие счастливые?

— Мы и есть счастливые…

— Я думала, ты наконец-то нашел ту, которая идеально подойдет тебе, Джордж, со всем тем замечательным, что в тебе есть.

— Я и нашел.

— Но она от тебя что-то скрывает?

— Рэйчел, я не намерен обсуждать с тобой…

Она шагнула к нему вплотную. Он слишком поздно сообразил, что стоило отступить назад.

— Чем же тогда она лучше меня? — спросила Рэйчел.

Она сделала к нему еще шаг, и теперь ее запах, ее духи разбудили в нем самые разные воспоминания — о том, как он целовал эту шею, слишком юную для того, чтобы это значило что-либо важное для целующего мужчины вроде него. Ее дыхание слегка отдавало вином. Странный отблеск в ее глазах не угас, но она оставалась Рэйчел — прекрасной и брутальной.