Михаил Витковский - Б.Р. (Барбара Радзивилл из Явожно-Щаковой)

— Август, Август, где твой Август? Ты из сказки о Золушке или из какой другой? Или из Андерсена? Это Андерсен такие печальные тексты писал? Ну сделай хоть что-нибудь с этой жизнью, всю жизнь в Явожне-Щаковой, селянин, панна Радзивилл, если бы ты умел читать, то узнал бы, что это была видная женщина, магнатка из Литвы, Латвии и Эстонии, настоящая дамесса (хоть и потаскуха). Бери этот уголь, который тебе накопают, бери без зазрения совести! Если ты не возьмешь — зеленщик свой ломбард откроет и возьмет! Это еще из довоенных могил, пластинку поставишь, Мечислав Фогг, «Утомленное солнце» или «Помню твои глаза, от наслажденья неземные», отлично будут смотреться ночами, бери!

А под окнами ломбарда, что во двор выходят, фальшивит оркестр из аккордеона и расстроенной скрипки. Чтобы им денежку из окна бросили, не по адресу, к сожалению, обратились. Только меланхолию разводят, взвоешь! В жопу такой мир. Не люблю мир… Как я им брошу, если я такой скупой. С другой стороны, скупость — это такая игра по жизни. Сколько уверток, сколько изобретательности. Например, иду я в самую дешевую закусочную на обед, встаю в очередь и, когда очередь доходит до меня, прошу полпорции картошки, полпорции салата и — в этом и состоит хитрость — специально заказываю стейк. Такой, который надо жарить по крайней мере семь минут. Беру чек и иду к столику. Ну и рассчитываю на то, что за такое долгое время они забудут, что это было полпорции (картошка, салат или морковка с горошком). Хватит с меня и того, что жилище мое уполовиненное. И рассчитываю, дадут целую порцию. Что было к стейку, спрашивают, морковь? Картошка? Я скромно поддакиваю и опускаю глаза. Ну если уж я такой крутой, что меньше стейка мне не в жилу, им в голову не придет, что гарнира только полпорции. Стейк на заказ — это как «роллс-ройс» или «патек филипп». Или окажется, что порции такие маленькие, что не получится дать полпорции. Так что в итоге — и это хотелось бы подчеркнуть — я получаю две трети, а плачу за полпорции. Мало есть — полезно для здоровья, и такой пост благоприятно влияет на перистальтику моего кишечника. Нехорошо расплываться как старый боров, если самому приходится свои килограммы на себе таскать. А когда я в качалку ходил, то к тому же всегда мытым был и дома за горячую воду практически ничего не платил. Да и туалетная бумага из этого спортзала и мыло из душевой всегда попадали в нужные руки. Вода и мыло — лучшее белило.

Помнишь, Фелек, как ты меня в первый раз привел в качалку? Сходи, говоришь, шеф, а то ты такой, блин, мафиози, такой из тебя важняк, а фигуры адекватной нет. Ага, чтобы я еще на спортивную обувь тратился, на абонементы, а кто мне кроссовки в ломбарде заложит? Какие абонементы, хе-хе… Какой размер хозяйка предпочитает? Вот и все, что ты спросил, в другую качалку, где мы ни за что не должны были появляться, ты слазил и нарисовал для меня прекрасные, белые, почти новые! Чмок-чмок, Фелюсь, заслужил, проказник! Прямо сапожник Стелька! Ты хоть знаешь, что лицом ты вылитый сапожник? Но люблю тебя! Не будут жать? Да что вы, в самый раз, опа! Это, шеф, элеганция — Франция, нижняя конечность диаметрально иначе сразу глядится. Садимся в автобус и едем в Сосновец, в нашу качалку. В какой-то довоенной вроде как школе, в физкультурном зале. Сразу вылезло шило из мешка, что и досюда достали щупальца зеленщика, потому что его люди стероидами в раздевалке приторговывали. Такая стеклянная ампулка, то ли «Польфы», то ли «Эльфы», вроде как стерильно запаянная, Testosteronum — грамотно на латыни написано. А посмотришь на свет — волос в ней плавает! Ну вы только подумайте! Потом такого больше уже не было, но они до конца девяностых эти стероиды из конской жопы с шерстью продавали. Я-то сразу сообразил, как только почувствовал дикий запах пота, над чем ты, Фелек, смеялся, когда я про те абонементы сказал, что мне жаль на них денег. Если кто здесь абонементы и продавал, то наверняка Вельзевул, и абонементы в ад. Шкафчики, шлепанцы, полотенца, номерки, ключики — ни о чем таком в данном заведении слыхом не слыхивали, здесь как: все шмотки-пожитки с собой в зал забирали и куда-нибудь под стену бросали. А потом ты показывал мне всю эту вашу ржавую машинерию, как в театре. Одну такую палку на цепи я назвал «вознесение святой Магдалины», потому что человека тянуло вверх, аж до неба, в смысле до потолка из стеклянных квадратов, грязных, в ржавых разводах. Вы, шеф, должны тянуть этот рычаг на себя вниз, а не он чтобы вас тянул! Да гори оно все ясным пламенем! Сел я скромненько в уголочке на разбитый велосипед и наблюдаю в полглаза за тобой и Сашкой, который как раз подгреб к тому времени. С бутылкой минералки. Вот какая у меня лейб-гвардия. Только здесь я оценил. Рядом тренируется гвардия конкурентов, сплошь маменькины сыночки… Вон, посмотрите, сколько мои блинов [29] Блин — металлический диск с отверстием для штанги или для тренажера. кладут! Причем без этих ваших стероидов! Надеюсь, Саша, ничего такого не принимаешь? Ну и слава богу.

Тогда вдруг как-то получилось так, что в одном конце зала тренировались обычные бандиты, фанаты и охранники зеленщика. Безумно, как мехи, сопя, воняя кислым потом, пердя и, блядь, уж и сам не знаю что. Особенно два таких пацана выделялись. Стоят. Напрашиваются. Строят из себя крутых, накачанных, а в сущности — просто жирные, салом обросли. Посредине — полоса ничейной земли: пустой паркет обшарпанный, пол, весы. А в другом конце тренируются мои. В количестве двух молодцов. Не отрывая глаз от потрескавшихся зеркал, которыми выложили стены, э-э-эх, еще на двадцатилетний юбилей Народной Польши. Тренируются до упора, пока эта коробка открыта, то есть до одиннадцати вечера. Но не смотрят они в зеркала, не любуются своими бицепсами, а все в другой конец зала поглядывают, сколько кто из вражеской команды блинов на штангу навесил, сколько — на молитвенник, а сколько — на баттерфляя [30] Молитвенник — качаем пресс, баттерфляй — качаем плечи. . Озорство, ничего больше, обычное озорство. Я со стороны наблюдаю, ибо ради меня затеяли они эту гонку, для меня игрища, я здесь зритель, и Цезарь, и Поппея, Дива Августа, это я здесь палец вверх либо вниз поворачиваю. Ну вот и началось! Один из зеленщицких пузанов сплевывает на пол, таблетку какую-то принимает, глоток воды из бутылки делает, руки тальком натирает, аж сыплется, летит белый во все стороны, ремень широкий, что тебе пояс слуцкий [31] Широкий пояс из дорогой материи, элемент традиционного польского костюма. , на пузе затягивает и докладывает по полусотне к тому, что уже на штанге наверчено! То есть в общем итоге сотню. Мордой красный весь делается, второй за ним встает, для страховки, ноги враскоряку считает ему. До семи. Ты, Саша, в противоположном конце зала стоишь как вкопанный, как коршун, как орел, как ягуар, к прыжку готовящийся, взгляд в него вперил, мышцы напряг так, что все якоря и голые бабы на твоих плечах налились, еще немного — и сиськи у них полопаются и силиконом брызнут! Еще чуть-чуть, и у них промежности наружу повылазят! Потому что левая сторона (никакой политики!) не знала, что за хлопцев, матросов с «Альбатроса», я сюда привел, а вернее, пришел с ними на судне. С опаленными солнцем. С овеянными ветром. С отрывающимися по полной в портовом кабаке. С играющими в кости. Что, Саша, покажешь господам, какие у вас там в Житомире стероиды, какие качалки? Как вы гантели да штанги себе делали из раскуроченных детских качелей? Из детского садика с корнем выдранных. Как вы в парке урны вырывали, бетоном заливали и на одних бицепсах поднимали, проказники вы мои. На сале и водке выращенные, в огне закаленные, в морду в жизни своей по меньшей мере тысячу пятьсот раз битые. Это ты, не отводя взгляда от другой половины зала, стал втягивать в легкие воздух. Медленно-медленно. В легкие… воздух… до диафрагмы… Фелек встал. Я перестал крутить педали, а эти зеленщицкие пидоры все как были окаменели, да поздно… А ты, Саша, тогда — и за это я тебя люблю — поднял всю эту громадную конструкцию железа вверх, вместе с лавочкой и с цепочками, и ка-ак запиздюрил все это через весь зал, что аж через окно полетело. Хоть и не совсем, потому что за стеклом была железная сетка, но стекло разбилось, отлетело и одного из этих пидорков задело. У-ха-ха! Так и закончилось наше хождение в ту качалку. А жаль, потому что шкафчиков там не было и очень приличная обувь по углам валялась. Почти новая. Может, даже настоящие найки, адидасы, рибоки.