Михаил Сергеев - Последняя женщина

Нечего было и думать взобраться туда средь бела дня. Это можно было сделать только ночью.

Светильники плавно, словно нехотя погасли. Удаляющиеся шаги дремавшего на ходу посетителя было последнее, что он услышал. Все погрузилось в гнетущую тишину.

Выйдя из своего укрытия, он по ступенькам украдкой поднялся наверх. Балкон подходил сразу ко второму ярусу постамента. Быстро преодолев его, Барроу оказался у самых ног гиганта. Выпрямившись, он встал. В этот момент статуя, как ему показалось, качнулась, и, чтобы не потерять равновесие, Джо ухватился правой рукой за какой-то выступ. Яркая лиловая вспышка озарила зал. Он замер. Его правая рука держалась за книгу. Холодный фиолетовый огонь, похожий на пламя газовой горелки, окаймлял ее бронзовый переплет. На обложке вспыхнули слова: "Главная книга хаоса".

Вдруг произошло нечто невероятное. Резкий звук органа, разорвав тишину, обрушился на него из-под сводов спящего зала. В тот же миг леденящий холод бронзового монстра, сковав движения Барроу, медленно начал обволакивать пространство вокруг, пронизывая все его существо. Как будто миллионы игл, сделанные из чудовищного сплава металла и ненависти, по чьей-то незримой воле впивались в то, что мгновение назад называлось плотью. Содрогаясь всем телом, Джо почувствовал, как, проникая все глубже и глубже, они впрыскивали в его душу какое-то сатанинское зелье, словно обезболивая и лишая ее тепла.

Но Барроу почувствовал и нечто иное. Ему показалось, что он стал им!

Словно это он сидел на постаменте и держал в руках книгу. Это у его ног простирались континенты и океаны и, как в ту роковую ночь, расплывались их очертания и реки становились красными.

Джо открыл первую страницу. На ее бордовом, показавшемся ему кровавым, фоне блеском расплавленного металла засверкали слова: "Декларация независимости совести". Строки запрыгали у него перед глазами.

Реквием смолк. Все было кончено. Передача совершилась. Он получил руководство к действию.

Геннадий Николаевич стоял на крутом обрыве, любуясь закатом. Могучая шапка Эльбруса синела на глазах.

— Красиво. — Голос был по-горски спокоен. Он обернулся. Позади него стоял бородатый пастух. Обеими руками он опирался на длинный посох.

— Здравствуй, Шамиль. — Тот кивнул. Минуту они стояли молча. — Скажи, зачем все это среди такой красоты? — Геннадий Николаевич повернулся к пастуху. — У тебя погибли два сына, у меня — сотни. Разве об этом они мечтали?

— Они хотели жить. Очень.

— Мечты одинаковы у всех. Знаешь, недавно я понял, за что можно отдать жизнь. За совесть. А все, кто погиб в этой войне, погибли за убеждения. Но убеждения не могут быть дороже жизни. Их столько же, сколько людей на земле, и если они важнее — жизни нет места.

— Это наша земля.

— Но двести лет мы живем на ней вместе.

— Нам никто не нужен.

— А если восемьсот? Кто тогда жил здесь? И каждый народ скажет то же самое. Неужели сейчас это стало бы дороже жизни? Наших с тобой детей.

— Мой прадед рассказывал отцу о таком же разговоре, но с другим генералом. Может, лучше было не начинать разговаривать? Словам больше чем двести лет.

— Так что же делать, отец?

— Продолжать жить.

— Как?

— Со своими детьми.

"Прошу пристегнуть привязные ремни". — Голос стюардессы прервал его размышления. Дети были совсем рядом.

— Ты действительно этого хочешь? — Голос окончательно привел ее в чувство. — Увидеть тех, кто привел мир к этому?

Лера вздрогнула и медленно подняла глаза.

И вдруг, вдруг… она увидела себя. Двойник — мелькнуло в голове. Она отпрянула. Видение исчезло. И только тут Лера обратила внимание на гигантское зеркало прямо перед ней.

Уходя во все стороны в бесконечность, его плоскость, словно мифическое живое существо, слегка прогибалась от расходящихся по ней зеленоватых волн. Невозможно было избавиться от ощущения, что натянутая тетива этой живой матрицы, исторгая очень высокий, еле слышный и звенящий в ушах звук, всей своей плотью сопротивлялась неведомой силе, удерживающей ее, и готова была лопнуть в любой момент.

— Это зеркало мира, — услышала она. — В нем отражено все, кроме смерти. Смерть лежит по ту его сторону. Там находится ее пантеон. Царство распада.

— Смерти? Но ведь это то, что ждет каждого человека? Все проходят через нее.

— Нет. Большинство людей никогда не увидят смерти. Так вы называете всего лишь гибель тела, ты убедилась в этом сама. Но к некоторым представителям вашего рода она действительно приходит. Приходит сама, и, только увидев ее, они умирают. Невозможно увидеть ее и не умереть.

Голос умолк. Звенящий высокий звук по-прежнему был единственным, что нарушало гнетущую тишину.

— Тогда что значит "умирают"?

— Там умирает их душа. Невозможно описать боль, страдания и муки, которые предназначено пройти попавшему туда человеку. Таких слов не придумал никто, потому что во все века никто из людей даже представить себе не мог этот ужас. Убить душу на земле не может даже сам сатана. Но самое страшное — бесконечность таких мук.

— Кто же попадает туда?

— Те, кто потерял Бога. Он отвернулся от них. Это конец. Живя на земле, человек невольно испытывает страх перед Ним. Одни больше, другие — меньше. Но испытывают все. Так и должно быть. Это говорит их память о том, что когда-то они были вместе и видели Его. Даже те, кто заявляет, что Его нет, даже самые отчаянные атеисты время от времени испытывают дискомфорт от внезапно подступивших слов "А вдруг все-таки…". Это их доля страха перед Ним. И чем меньше эта доля, тем дальше они от Него. Но ниточка, связывающая с Ним, пусть самая тонкая, существует всегда, пока человек остается человеком.

Тысячи лет назад дьяволу удалось исказить смысл этого страха. Люди стали бояться Его "наказания". Истинный ужас в другом — в страхе потерять Его, утратить с Ним связь. Человек остается один в мироздании. Помощь больше не придет. Его творение перестает быть человеком.

— Значит, там, по ту сторону, уже не люди? — выдавила из себя она.

— Нет, еще люди. Но уже другие. Их приводят туда в мантии дьявола. И смерть тела для них есть момент утраты души.

— Что же происходит с ними там? Что ждет их?

— Ты по-прежнему хочешь заглянуть туда? Последним, кто побывал там, был Данте Алигьери. Но это было еще при его жизни. Он сумел вернуться оттуда. Ты ведь и сама знаешь, кто там. Впрочем, я не могу здесь требовать ответа. Смотри!

Вдруг вся эта огромная колышущаяся плоскость стала надвигаться на нее. Неожиданно Лера вновь увидела свое отражение, и резкий обжигающий холод, проступив сквозь ее тело, сомкнулся позади.

Гигантский голубоватый купол, в основании которого она оказалась, состоял из тысяч бесшумно колеблющихся языков голубого пламени. Невозможно было определить расстояние до противоположной его стены, так велик был этот монстр. Свода у купола не было, его овальные стены уходили в округлую мрачную черноту, напоминавшую воронку. Словно гигантская газовая горелка слабо освещала пространство внутри. Казалось, в этом зловещем безмолвии никто не существовал и ничто не нарушало мертвой тишины.