Исаак Зингер - Последняя любовь

— Прекратите говорить о своем возрасте! — резко оборвала его женщина. — Знаете что, пойдемте ко мне и поедим вместе. Я ненавижу есть одна. По мне, есть одной даже хуже, чем спать одной.

— Даже не знаю… Чем я это заслужил?

— Ну все, все, не говорите глупостей. Это Америка, а не Польша. Мой холодильник забит всякой всячиной. Я — прости Господи! — выбрасываю больше, чем съедаю.

Женщина вставляла в речь еврейские обороты, которых Гарри не слышал по крайней мере лет шестьдесят. Она взяла его за руку, и они вышли в прихожую. Пока он закрывал свою дверь, она открыла свою. Гарри пришлось сделать лишь несколько шагов. Ее квартира была просторнее и светлее. На стенах висели картины, повсюду стояли модные светильники и антикварные безделушки. Окна выходили на океан. На столе Гарри увидел вазу с цветами. В его квартире воздух пропах пылью, а здесь был свежим. «Она что-то задумала, ей что-то от меня нужно», — опять встревожился он. Вспомнились газетные статьи о женщинах-мошенницах, выманивающих у доверчивых граждан целые состояния. Главное, ничего ей не обещать, ничего не подписывать, не одалживать ни одного цента.

Она усадила его за стол, и вскоре из кухни донеслось бульканье кофейника, запахло свежими булочками, фруктами, сыром и кофе. Впервые за многие годы ему захотелось есть днем. Они приступили к обеду.

Женщина ела и курила одновременно. Она пожаловалась:

— Мужчины так и увиваются за мной, но, когда доходит до дела, выясняется, что больше всего их интересует сколько у меня денег. Как только они заговаривают о деньгах, я с ними расстаюсь. Я не бедна, даже — стучу по дереву — богата. Но я не хочу, чтобы на мне женились из-за денег.

— Слава Богу, я не нуждаюсь ни в чьих деньгах, — заметил Гарри. — Мне хватит даже, если я еще тысячу лет проживу.

— Это хорошо.

Мало-помалу они начали обсуждать финансовые вопросы. Женщина рассказала, что есть у нее. Она владела домами в Бруклине и на Стейтен-Айленде, имела акции и облигации. Судя по тому, что она рассказала, и именам, которые упомянула, Гарри решил, что она говорит правду. Здесь в Майами у нее был счет и сейф в том же банке, что и у Гарри. Гарри прикинул, что у нее должен быть миллион, если не больше. Она угощала его как заботливая жена или дочь. Советовала, что ему следует, а что не следует есть. Такие чудеса приключались с ним в молодости. Едва познакомившись, женщины начинали говорить доверительным тоном и прямо-таки приклеивались к нему, чтобы никогда уже не расставаться. Но что подобное может произойти теперь, казалось просто нереальным. Он спросил:

У вас есть дети?

— У меня есть дочь Сильвия. Она живет одна в палатке в Британской Колумбии.

— Почему в палатке? Мою дочь тоже звали Сильвией. Вы сами мне в дочери годитесь, — добавил он, сам не зная зачем.

— Это все ерунда. Что такое годы? Мне всегда нравились мужчины намного старше меня. Мой муж — мир его праху — был на двадцать лет старше, а жизнь, которую мы прожили, я могла бы пожелать любой еврейской девушке.

— Я, наверное, старше вас лет на сорок, — сказал Гарри.

Женщина положила ложку на стол.

— Ну и сколько же вы мне дадите?

— Лет сорок пять, — сказал Гарри, понимая, что ей больше.

— Прибавьте еще двенадцать, и вы угадали.

— Вы выглядите гораздо моложе.

— Я хорошо жила с мужем. Я все у него могла попросить: луну, звезды, ему ничего не было жалко для своей Этели. Вот почему, когда он умер, мне стало так тяжело. Еще моя дочь мучает меня. Я потратила целое состояние на психиатров — без всякого толку. Я семь месяцев провела в психиатрической клинике. У меня был нервный срыв, мне расхотелось жить. Врачам приходилось следить за мной день и ночь. Мне казалось, что он зовет меня из могилы. Я хочу вам кое-что сказать; надеюсь, вы поймете меня правильно.

— Что вы имеете в виду?

— Вы напоминаете мне моего мужа. Вот почему…

— Мне восемьдесят два года, — сказал Гарри и сразу же пожалел о своих словах. Он запросто мог бы скинуть лет пять. Подождав немного, он добавил: — Если бы я был лет на десять моложе, я бы сделал вам предложение.

Он снова пожалел о сказанном. Но эти слова словно сами вырвались у него. Гарри все еще опасался угодить в руки мошенницы.

Женщина пристально посмотрела на него и подняла брови:

— Раз уж я решила жить, я приму вас таким, какой вы есть.

«Неужели это правда? Разве такое бывает?» — спрашивал он себя снова и снова. Они договорились о том, что поженятся и сломают стену, разделяющую их квартиры. Его спальня была как раз рядом с ее. Она рассказала ему, сколько у нее денег — примерно полтора миллиона. Гарри открыл ей свое финансовое положение. Он спросил:

— Что мы будем делать с такими деньгами?

— Сама не знаю, можно отправиться путешествовать. Купим квартиру в Тель-Авиве или Тиверии. Там есть горячие источники, они полезны при ревматизме. Со мной вы долго проживете. Я вам гарантирую, что вы доживете до ста лет, а может, и больше.

— Все в руках Божиих, сказал Гарри и сам удивился. Он не был религиозен. Его сомнения относительно бытия Божия и Божественного провидения с годами только усилились. Он часто говорил, что после того, что случилось с евреями во время Второй мировой войны, только дурак мог продолжать верить в Бога.

Этель встала, он — тоже. Они обнялись и поцеловались. Он прижал ее к себе и почувствовал, как в нем пробуждается желание.

Она сказала:

— Подождите, пока нас поведут под хулу.

Гарри поразило, что он уже когда-то слышал эти слова, причем сказанные тем же самым голосом. Но когда? И кем? Все три его жены родились в Америке и никогда не использовали этого выражения. А может быть, он слышал их во сне? Можно ли во сне увидеть будущее? Задумавшись, Гарри опустил голову, а когда снова взглянул на Этель, то даже вздрогнул от неожиданности. За эти несколько секунд лицо женщины изменилось почти до неузнаваемости. Побледнело, стало морщинистым и старым. Волосы — или это только показалось? — растрепались. Она глядела на него исподлобья тоскливо и угрюмо. Может быть, я ее чем-нибудь обидел? Он спросил:

— Что-то не так? Вы плохо себя чувствуете?

— Нет, но вам сейчас лучше пойти к себе. — Ее голос звучал отчужденно и зло.

Он хотел спросить о причине такой внезапной перемены, но давно забытая (или никогда не забывавшаяся) гордость помешала. С женщинами никогда ничего не поймешь. Он все-таки спросил:

— Когда мы увидимся?

— Не сегодня. Может быть, завтра, — сказала она после некоторого колебания.

— До свидания. Спасибо за обед.

Она даже не потрудилась проводить его до двери. Гарри вернулся к себе. Что ж, похоже, она передумала. Ему стало ужасно стыдно и за себя, и за нее. А может быть, она просто его разыграла? Или все это подстроено зловредными соседями? Его квартира показалась ему пустой. «Ужинать не буду», — решил он. Он чувствовал неприятную тяжесть в животе. «В моем возрасте вредно выставлять себя на посмешище», — пробормотал он. Гарри лег на диван и задремал, а когда проснулся, на улице было уже темно. Может быть, она опять позвонит к нему в дверь? А может быть, ему самому позвонить ей по телефону? Она дала ему свой номер. Хотя он поспал, он чувствовал себя совершенно разбитым. Нужно было ответить на письма, но он решил отложить это до утра и вышел на балкон. Ее балкон был совсем близко. Они могли бы здесь увидеться и даже поговорить, если бы она захотела. Внизу шумело море. Гарри различил вдали грузовое судно. С ревом пронесся самолет. Высоко-высоко сияла звезда, которую не смогли затмить ни фонари, ни неоновые рекламы. Хорошо, что хотя бы одну звезду видно, а то вообще забудешь о том, что есть небо.