Елена Глушенко - Девушек старше 35 просим не беспокоиться

– Нет, ты посмотри, что творится! – сказала она вместо приветствия. – Это куда же смотрят власти!

Через пять минут выяснилось, что Роза Семёновна до глубины души возмущена сокращением количества рейсов пригородного автобуса, увозившего горожан на садовые участки. У Штернов садового участка не было, но Роза Семёновна болела душой не за себя.

Лёва всю дорогу домой мучился, сказать или не сказать маме про грядущее сокращение, и так и не решил, как же все-таки поступить. Но сейчас, глядя на нее, он подумал, что не стоит говорить ей пока ничего. Она и так расстроена. Лучше подождать, когда она будет в более приподнятом настроении.

Хотя такой момент мог представиться не скоро – Роза Семёновна круглыми сутками смотрела телевизор и все увиденное пропускала через себя. А наше телевидение, ни местное, ни тем более центральное, не способствовало поднятию настроения.

В январе Лёве исполнялось тридцать семь лет, и ему это совсем не нравилось. Когда он думал о предстоящем Дне рождения, в голову лезли строчки из Высоцкого. Начало он не помнил, но окончание помнил хорошо (или ему так казалось): «Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль, и Маяковский лег виском на дуло».

Вот это «лег виском на дуло» вспоминалось особенно часто. Лёва не собирался стреляться. Но, оглядываясь на прожитые годы, он с унынием констатировал, что к тридцати семи не достиг ничего и не стал ни Пушкиным, ни Маяковским.

Семьей он так и не обзавелся. «Я – старый дев», – шутил он про себя, опережая расспросы изредка встречаемых одноклассников и однокурсников.

Пытался жить отдельно и одно время снимал квартиру, но потом вернулся к маме. Почему? Надоело питаться всухомятку. Да и одинокие вечера в пустой квартире – неубедительная причина для самостоятельности.

«Никто не будет любить тебя так, как я», – часто повторяла Роза Семёновна и, наверно, была права.

Ну, кому он был нужен? Щуплый, невзрачный, близорукий. Из материальных ценностей – только старенькая «Ода», которую он очень любил и обижался, когда ее называли «Москвичом».

Потеря нынешней работы сама по себе была не страшна. Если честно, такую работу и потерять не жалко. О чем тут жалеть? О бесконечных разборках с населением, недовольным то качеством газа, то его количеством? Или о бесчисленных отчетах, никем не проверяемых и, похоже, никому не нужных?

Удручал сам факт сокращения – как апофеоз всего, венец никчемной жизни, которую впору было тоже сокращать.

Лёва постоял немного возле мамы, глядя в телевизор и не понимая ни слова, потом прошел в кухню, налил в рюмку теплой водки и одним глотком выпил.

…

Лифт не работал.

Поднявшись пешком на третий этаж, Мария Спиридоновна нехорошим словом назвала соседей, чей пацан опять просыпал мусор мимо мусоропровода.

Муж похрапывал в кресле, прикрывшись вчерашней газетой. И, конечно же, в раковине была гора немытой посуды.

Каждое из этих событий по отдельности совершенно не стоило того, чтобы расстраиваться. Но всё вместе – плюс то, что произошло сегодня на работе, – образовывало законченную картину конца мира. Хаоса.

Мария Спиридоновна села на диван и заголосила.

Муж, с перепугу взмахнув руками, как крылами, порвал газету и чуть не выпал из кресла.

– Манечка, солнышко! Да что случилось?

Он сбегал на кухню за стаканом воды, но Мария Спиридоновна пить отказалась.

Она оплакивала… Она не знала, что оплакивала. Ей просто было невыразимо жалко себя. А еще она горевала, что теперь уже не состоятся торжественные проводы на заслуженный отдых.

Достигнув пенсионного возраста и благополучно перевалив за него, Мария Спиридоновна продолжала работать, не поддаваясь на уговоры мужа и детей. Правда, в последние годы здоровье ее стало ухудшаться, и она постепенно смирилась с мыслью, что рано или поздно ей все же придется уйти с работы.

Но одно дело уйти с высоко поднятой головой, закатив напоследок грандиозный прощальный банкет. Она уже обдумывала фасон вечернего платья и приглядывала подходящую ткань.

И совсем другое – быть выкинутой за ненадобностью. Как старый башмак. Вот что было особенно обидно.

В душе все больше крепло решение… нет, не бороться – она понимала, что это бесполезно – но хотя бы воспользоваться ситуацией. И выжать побольше денег из так подло поступившей организации, которой она отдала всю свою жизнь.

С паршивой овцы – хоть шерсти клок.

Муж не понимал всех этих тонкостей. Он, как ребенок, радовался тому, что совсем скоро по утрам ему уже не придется готовить себе завтрак.

…

Ксении не пришлось никому ничего объяснять. Родители уже все знали и ждали ее дома. И они уже решили, что делать дальше.

Так было всегда, и Ксюша знала, что так будет всегда. Поэтому она никогда не волновалась за свою судьбу.

В школу она пошла в ту, которую выбрала для нее мама – с углубленным изучением английского языка. В технологический институт ее устроил папа.

И не важно, что английский язык Ксюша так и не освоила. Так же как и специальность, по которой училась в институте.

Родители дружили с семьей главного инженера «Томгортрансоблгаза», поэтому с трудоустройством единственной дочери проблем тоже не возникло.

Ликвидация абонентского отдела явилась для них неприятной неожиданностью, но не больше. В самое ближайшее время должен был решиться один щекотливый вопрос, и тогда Ксения оказалась бы устроенной операционистом в крупный банк. Отсутствие экономического образования не смущало ни одну из сторон и Ксению меньше всего.

Потянулись тоскливые дни. По утрам абонентский отдел в полном составе являлся на работу – без опозданий, но и без энтузиазма.

Каждый делал свое дело, но при этом постоянно думал о том, что произойдет через два месяца…

Через полтора месяца…

Через месяц…

…

– Бабушка, где вы живете?

– Кулькова Пелагея Ильинична, – ответила махонькая скрюченная старушка, еле видимая из-за высокой стойки, отгораживающей посетителей от работников абонентского отдела.

– Адрес свой повторите! – гаркнула Лариса, теряя терпение. – Где вы живете?

– Ну, чего ты на нее кричишь? – устыдила ее Алла. – Она же не виновата, что ничего не слышит.

Лариса перегнулась через стойку, забрала у бабули показания счетчика и попыталась разобрать ее каракули.

Настроение у всех, кроме Ксении, было паршивое. Ксюша, послав работу подальше, с железным самообладанием читала журнал «Космополитен».

Лёва из своего угла печально наблюдал, как бабушка учит Ларису рассчитывать льготу. Лариса пыталась спорить, но что толку спорить с глухим человеком? И она смирилась. Бабушка рассказала все, что знала про льготы, и принялась рассказывать про свою жизнь.