Отто Штайгер - Избранное

Сильвио подчинился. Они связали ему руки, зацепив веревку за ствол дерева.

«Сам виноват, — сказал Штрассер. — В принципе я против такой меры. Но мы не можем рисковать, ведь ты не упустишь случая помочь итальянцу, если тот попробует сбежать. Ты будешь связан до тех пор, пока это необходимо».

Сильвио не сопротивлялся. Он даже добровольно отвел руки назад, причем на его лице не отражалось ни возмущения, ни унижения. Ребята снова устремились к хижине, и я остался один около Сильвио. Мне было очень неприятно видеть, как он на корточках сидит передо мной, руки за спиной, да еще привязаны к дереву.

«Может, тебе принести попить?» — спросил я его.

«Нет, — ответил он. — Я не хочу пить».

«Или что-нибудь поесть? Или дать закурить?»

«Не надо ничего».

Весь страх его улетучился. Он словно не видел меня, его взгляд был устремлен куда-то в пустоту, и я перестал для него существовать. По этому взгляду я понял, что он разочарован во мне. Может, даже более чем разочарован. Мне хотелось объяснить ему, что было бы бессмысленно и даже глупо вступаться за него.

«Ты должен меня понять…» — начал я.

«Конечно, я понимаю», — прервал он меня.

«Ну, вот и хорошо».

«Но хуже, что ты так ничего и не понял».

— А что он имел в виду? — спрашивает Карин.

— Тогда я это еще не очень понимал. По крайней мере, не так, как сегодня.

— Итак, Штрассер крикнул еще раз: «Эй, Каневари! Выходи! Даем тебе еще пять минут на размышление. Если через пять минут не сдашься, будем брать дом штурмом. Тогда уж не взыщи, если придется применить силу. Сам виноват».

Я надеялся и, наверно, все надеялись, что Каневари не пожелает сдаться. Тогда мы будем штурмовать дом, чтобы захватить итальянца на месте. Потом я оставил Сильвио одного и пошел к остальным.

— И как ты мог оставить его одного? — спрашивает Карин.

— Как, как? Всегда один и тот же вопрос. Да я и сам не знаю как. Просто пошел к остальным. Я ведь стараюсь честно рассказать тебе все как было, хотя мне это не просто. О некоторых вещах я предпочел бы не говорить. Вот так. Пожалуйста, чай.

— Потом ты собираешься продолжить красить?

— Нет. Больше не собираюсь.

— Если хочешь, мы могли бы немного поплавать в бассейне у меня дома.

— Не стоит, пожалуй. Я не хотел бы купаться в вашем бассейне.

— Почему? Тебе не нравится наш бассейн? Или потому что Артур позволил себе несколько идиотских замечаний?

— Я еще ни разу не видел ваш бассейн вблизи, поэтому мне трудно сказать, нравится он мне или нет.

— Или ты боишься встретить там мою маму и бабушку? Они там бывают только до четырех часов. Потом пьют чай, а потом у мамы встречи в разных обществах. У бабушки свои дела. Массаж или что-нибудь в этом роде. Поэтому мы будем там одни.

— А Артур?

— Сегодня после обеда он с кем-то играет в теннис. Кажется, отборочная игра за выход в более высокую группу. В любом случае для него чрезвычайно важное событие. Сегодня на обед он ел только салат. А ты играешь в теннис?

— Нет.

— Почему?

— Иногда ты задаешь такие вопросы, что остается только пожимать плечами.

— Ты прав, — говорит Карин. — Иногда я действительно задаю глупые вопросы.

— Я не играю в теннис, потому что у меня нет ракетки, нет теннисных туфель и мяча. Потому что я не член клуба и у меня нет на это времени. Дело в том, что по вечерам я вынужден продавать газеты.

— Я знаю. И сколько ты за это получаешь?

— Десять франков за вечер.

— А сколько времени ты работаешь каждый вечер?

— Это зависит от того, как быстро я распродам газеты. В общем, час-полтора.

— Надо сказать, что платят тебе не так уж много.

— И все же на эти деньги я могу многое себе купить.

— Значит, зайдем ко мне? Там мы наверняка будем одни.

— Что ж, ладно. Но только до шести часов, не позже.

— Хорошо. Рассказывай дальше.

— Только не спрашивай каждый раз: а как? а как?

— Значит, вот. Итальянец так и не сдался. Когда истекли пять минут, Штрассер послал одного из нас к остальным, дежурившим за домом, с приказом штурмовать одновременно с нами заднюю дверь. После того как тот вернулся, Штрассер громко объявил: «Теперь вперед!» — чтобы эту команду было слышно и находившимся за домом.

«Дверь штурмовать поодиночке, — сказал нам Штрассер. — Каждый мчится к ней изо всех сил. Каждый последующий срывается с места, когда предыдущий добежит до двери. И не забудьте про свои дубинки. Начну я».

И Штрассер с разбегу кинулся к двери. Добежав, он дал знак следующему. Между тем я неотрывно следил за окнами дома в ожидании, что вот-вот приоткроется ставень и из него высунется револьверное дуло. Но ничего так и не произошло. Поэтому я бежал спокойно предпоследним, уверенный в том, что никакая опасность мне не угрожает. Теперь-то мне стало ясно, что никакого револьвера у Каневари нет, из-за чего все вокруг предстало как во сне или словно на съемках какого-нибудь вестерна или детектива.

Собравшись в кружок, мы стали колотить дубинками по закрытой двери, из-за чего внутри стоял, наверно, невообразимый грохот. Но дверь не поддавалась.

«Нет, так дело не пойдет, — сказал Штрассер. — Так мы ничего не добьемся. Дверь придется взломать. Наляжем все вместе. Внимание! Раз, два, взяли!»

Как раз в тот момент, когда прозвучала команда «раз, два, взяли», из-за дома донеслось:

«Вот он! Вот он!»

Почти одновременно раздался еще один голос:

«Да он же выпрыгнул из окна».

Мы как безумные бросились туда, откуда донеслись эти голоса, и… увидели Каневари.

Оказавшись в нижней части откоса, он поскользнулся и упал. При этом его так закрутило, что бросало то на спину, то на живот.

«Уж теперь-то мы его возьмем, — прокричал Артур, — теперь ему от нас не уйти».

Скатившись по откосу, Каневари вскочил и посмотрел на нас снизу вверх. Мы заметили, что лицо его было окровавлено. Затем он, прихрамывая, направился к кустарнику.

Преодолев оцепенение, Штрассер подбежал к нам. При виде прихрамывающего Каневари, который удалялся в лес, он рассмеялся.

«Теперь ему от нас не уйти, — проговорил Штрассер, — особенно в таком состоянии, как сейчас. Мы его возьмем без труда. Он уже наш. Его надо просто подобрать. Как упавший на землю плод. Все это вы проделали блестяще. Теперь у нас только один враг — время. Нам надо его схватить засветло, пока еще хоть что-то видно. Ведь через полчаса уже стемнеет. Поэтому — вперед! Спустимся по правой стороне откоса».

Мы бросились бежать что было мочи. Запыхавшись, спустились вниз. И тут нашему взору предстали могучие сосны, росли они очень часто, а среди них низкие деревья с кустарниками. Было ясно, что Каневари надо поймать ДО наступления темноты. Времени оставалось в обрез. Уже сейчас видимость в лесу была метров десять не более. Под покровом темноты итальянец мог легко скрыться.