Питер Абрахамс - Живущие в ночи

— Сейчас я зажгу свет. А потом выйду и подожду за дверью, пока вы оденетесь.

Комнату залил яркий свет, и дверь тотчас же захлопнулась. Нкоси был один в маленькой комнатке с низким потолком из голых стропил и обрешетки; кровать, ночной столик сбоку и деревянный стул, на котором лежали его брюки, составляли всю немудреную обстановку. Рядом на полу стояли башмаки. Однако рубашки и свитера он не нашел. Здесь не было ни зеркала, ни умывальника. Зато на полу лежал роскошный бледно-голубой ковер с длинным густым ворсом. Плотно закрытое окно оказалось частью низкого покатистого потолка.

Он натянул брюки, обулся и подошел к двери.

— Я готов.

Дверь бесшумно отворилась, и в ярком свете, вырвавшемся из комнаты, он увидел перед собой женщину. Она была выше его ростом, пожалуй, сантиметра на два, сложение у нее было более крепкое, нежели у большинства индийских женщин, которых ему доводилось видеть, а кожа светлая, хотя и потемнее, чем у доктора. Каштановые волосы были гладко зачесаны назад и стянуты узлом на затылке. Две глубокие складки, пролегавшие почти от самой переносицы к уголкам рта, портили ее лицо с правильными чертами и удивительно открытым взглядом серо-карих глаз. На ней были брюки и блуза свободного покроя. Она протянула руку:

— Я Ди Нанкху. Пожалуйте вниз. Пока вы примете ванну, поспеет ужин.

Она повернулась и пошла, и тут Нкоси заметил, что женщина хромает. Когда она ступала левой ногой, левое плечо и левое бедро резко опускались вниз. Ее левая нога, на несколько сантиметров короче правой, была обута в специальный кожаный башмак. Какое-то мгновение Нкоси пребывал в замешательстве и почему-то чувствовал себя виноватым в том, что женщина — калека. Он шел за ней по узкой лестнице, и каждый раз, когда женщина ступала на больную ногу, у него сжималось сердце.

Спустившись с лестницы, они через маленькую дверцу вошли в гостиную второго этажа. Женщина загородила проем куском панельной обшивки, и лестница, ведущая в мансарду, оказалась скрытой, а образовавшаяся ниша превратилась в шкаф.

— Всего-навсего шкаф, — улыбнулась она. — Точь-в-точь такой, как два других, рядом. Важно лишь помнить, что этот — последний. Если что-нибудь случится и вы станете открывать другой…

— Я запомню, — кивнул Нкоси.

— В ванной все для вас приготовлено. Когда приведете себя в порядок, спускайтесь вниз.

— Прямо так, не таясь?

— Да. — Она улыбнулась странной, слегка насмешливой улыбкой. — Здесь вы в полной безопасности. Мы, кули, были вынуждены возвести несколько поясов оборонительных сооружений. Теперь мы почти как муравьи.

— Очень сожалею, — пробормотал Нкоси.

Она гордо вскинула голову и глубоко вздохнула. Затем в упор посмотрела на него. Лицо ее было исполнено горечи и суровости.

— Я не искала вашей жалости.

— А я и не выказывал ее. Я родился в этих краях, и мне хорошо известно, что в вашем, как вы выразились, муравьином существовании в какой-то степени повинны и мои сородичи. Я очень сожалею об этом. Только и всего.

Он повернулся и направился к двери, откуда доносился шум льющейся в ванну воды. Он был зол и в то же время подавлен: зол на себя и свой народ, на женщину и ее народ; его раздражало это сравнение с муравьями. Охватившее его уныние было глубоким и безграничным. Он резко захлопнул за собой дверь ванной комнаты, разделся и погрузился в теплую воду. Постепенно он успокоился, раздражение прошло, но уныние осталось. Он мылся быстро, потому что очень хотелось есть. По-видимому, сейчас он увидится с доктором и договорится о том, чтобы его скорее отправили из этого дома и этой чертовски унылой страны. Чем быстрее, тем лучше. Он взял со спинки стула полотенце и под ним обнаружил свежевыстиранную рубашку и фуфайку. Он мысленно воздал должное женщине. Мрачное настроение не мешало ей быть внимательной и предупредительной. Он быстро побрился, оделся, вымыл за собой ванну и сошел вниз.

Дом ничем не отличался от домов других преуспевающих врачей. Нкоси не успел спуститься с лестницы, как из крайней справа двери появилась уже знакомая ему женщина.

— Пожалуйте сюда. — Она ждала его у входа. От вида и запаха пищи у него потекли слюнки. Он повеселел. Женщина смотрела на него дружелюбно. И когда улыбнулась ему, две портившие лицо морщины как по волшебству разгладились, и она сразу стала моложе и привлекательнее. — Теперь мой черед извиняться, — сказала она. — Я не хотела быть злой. Но, вы знаете, мы и в самом деле живем как муравьи. И у нас такая же, как у муравьев, система предупреждения об опасности. Нам сообщают о приближении врагов обычно за час до их появления. И так же, как в муравьином мире, всегда находятся люди, готовые принести себя в жертву во имя масс.

Нкоси успокоился и больше не чувствовал никакой неловкости в обществе этой женщины.

— Спасибо за рубашку и свитер. Как приятно надеть после ванны чистое белье!

Они вошли в комнату, и тут его ждало разочарование. В комнате никого не оказалось, и стол был накрыт на двоих.

— А доктор? — спросил он.

— Все еще в Йоханнесбурге, — ответила она. — Должен был вернуться, но позвонил, что задерживается и будет только завтра. У него все в порядке. То, что вы привезли, благополучно доставили на место.

— Ну и прекрасно, значит, я могу уехать.

— Они хотят, чтобы вы дождались возвращения моего брата.

— Дело сделано, чего еще ждать? Кстати, кто это «они»?

Женщина хотела что-то сказать, но передумала, подошла, прихрамывая, к столу и села.

— Давайте есть, — предложила она. — Попозже придет Найду и все вам объяснит. — Она жестом указала ему на стул.

Стол был уставлен индийскими яствами, которых Нкоси не пробовал с давних пор; здесь было обилие вкусных блюд, в которых удивительным образом сочетаются мясо и овощи, сдобренные, помимо порошка кари, разнообразными специями. Лепешки — роти — были совершенно воздушные, и слоеная хрустящая корочка приятно щекотала рот.

Ее глаза и лицо засветились радостью, когда она увидела, что еда явно пришлась ему по вкусу.

— Вам в самом деле понравилась еда? Или, может быть, вы просто голодны?

— И то и другое. Я никогда не пробовал такого вкусного кари. Даже перед отъездом, в Дурбане. А кари я на своем веку поел немало.

— После двухдневного голодания все кажется вкусным.

— Да, я не ел день, ночь и еще день. — Он вспомнил кошмарную поездку с белым человеком, который решением суда был превращен в цветного, но чувствовал себя по-прежнему белым. — Что вам известно обо всей этот истории?

— О какой? — Непринужденность тотчас исчезла; она сразу же насторожилась.

— Я имею в виду мое появление здесь. — Он был уверен, что ей известно абсолютно все.