Жорж Перек - Жизнь способ употребления

Давид Марсия вернулся жить к родителям совсем недавно. Он ушел от них, когда стал профессиональным мотогонщиком, и снял в Венсенне дом с большим гаражом, где целыми днями копался в своих мотоциклах. В то время это был разумный, ответственный юноша, всерьез увлеченный мотогонками. В результате несчастного случая он превратился в слабовольного, пустого мечтателя, увлеченного химерическими прожектами, которые в итоге поглотили все деньги, выплаченные страховой компанией, то есть около ста миллионов старых франков.

Он начал с того, что попробовал перейти в автомобильный спорт и даже принял участие в нескольких ралли; однажды в районе Сен-Сир он сбил двух детей, выбежавших из сторожевой будки, и его навсегда лишили водительских прав.

Затем он заделался продюсером грампластинок: еще во время своего пребывания в больнице он познакомился с музыкантом-самоучкой Марселем Гугенхаймом по прозвищу Гугу, который вынашивал амбициозную идею создать большой джазовый оркестр наподобие тех, что существовали во Франции во времена Рэя Вентуры, Аликса Комбелля и Жака Элиана. Давид Марсия прекрасно понимал, насколько иллюзорна мечта зарабатывать деньги на большом оркестре: выживать не удавалось даже маленьким группам, и все чаще — как в «Казино де Пари», так и в «Фоли-Бержер» приглашали одних лишь солистов, да и им предлагали играть под фонограмму; но Марсия убедил себя, что пластинка будет иметь успех, и взял на себя все расходы по организации проекта. Гугу нанял около сорока джазменов, и в одном из пригородных театров начались репетиции. Оркестр отличался великолепным звучанием, которое вудигермановские аранжировки Гугу делали просто фантастическим. Но у Гугу был один ужасный недостаток: он оказался хроническим перфекционистом и при каждом исполнении каждого отрывка всегда находил какой-то изъян: мельчайшее запаздывание здесь, крохотный сбой там. Репетиции, которые должны были длиться три недели, растянулись почти на два с половиной месяца, после чего Давид Марсия наконец решился прекратить финансирование.

Потом его заинтересовал туристический комплекс в Тунисе, на островах Керкенна. Из всех предпринимательских затей Давида это был единственный проект, который мог осуществиться; острова Керкенна пользовались меньшим спросом, чем Джерба, хотя предлагали туристам те же условия, а в поселке имелось все, что нужно для отдыха: катание на лошадях, парусных лодках и водных лыжах, подводная охота, рыбная ловля, прогулки верхом на верблюде, уроки гончарного мастерства, ткачества или плетения ковров, занятия движением и ритмикой, а также развивающий тренинг. Скооперировавшись с одним туристическим агентством, которое обеспечивало его клиентами в течение восьми месяцев в году, Давид Марсия стал директором комплекса, и первые месяцы все складывалось скорее удачно — до тех пор, пока руководителем театрального кружка не наняли актера по имени Борис Косцюшко.

Борис Косцюшко был высоким, худым мужчиной лет пятидесяти с остроугольным скуластым лицом и горящими глазами. Согласно его теории, Расин, Корнель, Мольер и Шекспир были посредственными авторами, которых в ранг гениев незаслуженно возвели режиссеры-подражатели, лишенные всякого воображения. Настоящим театром, — провозглашал он, — были такие произведения, как «Венцеслав» Ротру, «Манлий Капитолийский» Лафосса, «Роксолана и Мустафа» Мезоннёва, «Влюбленный обольститель» Лоншана; настоящих драматургов звали Колен д’Арлевиль, Дюфрени, Пикар, Лотье, Фавар, Детуш; зная не один десяток подобных авторов, он безудержно восторгался нераскрытыми достоинствами «Ифигении» Гимона де ла Туш, «Агамемнона» Непомюсена Лёмерсье, «Ореста» Альфьери, «Дидоны» Лёфрана де Помпиньяна и сурово клеймил топорность, которую при трактовке аналогичных или схожих сюжетов проявляли так называемые «Великие Классики». Образованная публика периода Революции и Империи, Стендаль в первую очередь, не ошибалась, одинаково оценивая вольтеровского Оросмана из «Заиры» и шекспировского Отелло, или «Радамиста» Кребийона и «Сида», а вплоть до середины девятнадцатого века обоих Корнелей публиковали вместе, и творчество Тома ценилось не меньше, чем творчество Пьера. Но обязательное светское образование и бюрократический централизм, практикуемые начиная со Второй империи и Третьей республики, привели к низведению этих диковатых, но плодовитых драматургов и повсеместному навязыванию целого свода идиотских ограничений, помпезно окрещенного классицизмом.

Похоже, энтузиазм Бориса Косцюшко оказался заразительным, поскольку не прошло и месяца, как Давид Марсия объявил журналистам о создании Керкеннахского фестиваля, призванного, — уточнял он, — «сохранять и популяризировать обретенные шедевры сцены». В репертуаре были заявлены четыре пьесы: «Ясон» Александра Арди, «Инес де Кастро» Ламотт-Удара, одноактная комедия в стихах «Болтун» Буасси (все три в постановке Бориса Косцюшко), и прославившая актера Тальма трагедия Ремона де Гиро «Сеньор де Полизи» в постановке швейцарца Анри Агустони. Предусматривались и другие мероприятия, в частности международный симпозиум, чья тема — миф трех единств — являлась уже сама по себе громким манифестом.

Давид Марсия не жалел средств, рассчитывая на то, что успех фестиваля отразится и на репутации туристического комплекса. При поддержке нескольких организаций и учреждений он построил театр на восемьсот мест под открытым небом и утроил количество бунгало, дабы обеспечить проживание актерам и зрителям.

Актеры съезжались толпами — для исполнения одного лишь «Ясона» потребовалось человек двадцать; наплыло огромное количество декораторов, костюмеров, осветителей, критиков и театроведов; зато платежеспособных зрителей оказалось очень мало, и несколько представлений пришлось отменить или прервать из-за ужасных гроз, которые в этих местах часто случаются в середине лета. После закрытия фестиваля Давид Марсия подсчитал, что выручка составила 98 динаров, в то время как весь проект стоил около тридцати тысяч.

Так, успев за три года растратить все свое небольшое состояние, Давид Марсия опять оказался в доме на улице Симон-Крюбелье. Сначала предполагалось, что это временный вариант; он вяло подыскивал себе занятие и квартиру до тех пор, пока мать не отдала ему в управление и для извлечения возможной прибыли половину своего магазина. Работа его не особенно утруждает, а выручки хватает на очередное увлечение — азартные игры, преимущественно рулетку, в которую он почти каждый вечер проигрывает от трехсот пятидесяти до тысячи франков.

Подвалы. Подвал мадам де Бомон.