Жорж Перек - Жизнь способ употребления

Мадам Альтамон — в девичестве Бланш Гардель — в свои девятнадцать лет была танцовщицей в труппе под названием «Балле Фрэр», основанной и руководимой двумя, правда, не братьями, а кузенами: Жан-Жак Фрэр исполнял обязанности коммерческого директора, обговаривал контракты, организовывал гастроли, а Максимильен Риччетти, которого на самом деле звали Макс Рике, был художественным руководителем, хореографом и ведущим танцором. Труппа, верная самой чистой классической традиции — пачки, пуанты, антраша, жете батю, «Жизель», «Лебединое озеро», па-де-де и сюита в белом, — выступала на фестивалях в пригородах — «Музыкальные ночи в Шату», «Художественные субботы в Ла Аккиньер», «Звук и Свет в Арпажоне», «Фестиваль в Ливри-Гаргане» и т. д., — а также в лицеях, где на смехотворную субсидию от Министерства образования «Балле Фрэр» знакомили старшие классы с искусством танца, устраивая в спортивных залах и школьных столовых показательные уроки, которые Жан-Жак Фрэр размеренно сопровождал добродушными комментариями, обильно приправляя их заезженными каламбурами и гривуазными намеками.

Жан-Жак Фрэр был низеньким упитанным весельчаком, который охотно продолжал бы и дальше вести это жалкое существование, позволявшее ему вдоволь щипать за ягодицы балерин и коситься на школьниц. А вот Риччетти чувствовал себя обделенным и горел желанием явить миру свой исключительный талант. И тогда, — говорил он Бланш, которую любил почти так же страстно, как и себя самого, — к ним придет заслуженная слава, и они станут самой прекрасной танцевальной парой за всю историю балета.

Долгожданная возможность представилась в ноябре 1949 года: граф делла Марса, венецианский меценат и страстный любитель балета, решил заказать для международного фестиваля в Сен-Жан-де-Люз фантазию-буфф в духе Люлли «Соблазны Психеи» Рене Беккерлу (ходили слухи, что под этим именем скрывался сам граф) и доверил ее постановку труппе «Балле Фрэр», которой ему довелось аплодировать за год до этого на представлении «Незабываемые часы в Морэ-сюр-Луэн».

Через несколько недель Бланш поняла, что она беременна, и что рождение ребенка приходилось почти день в день на открытие фестиваля. Единственно правильным решением было бы сделать аборт, но когда она объявила новость Риччетти, танцор пришел в неописуемую ярость и запретил ей ради одного вечера славы жертвовать неповторимым существом, которым он ее одарил.

Бланш не знала, что делать. Она была сильно привязана к танцору, и их любовь питалась совместными мечтами о грядущем триумфе; но между ребенком, иметь которого она никогда не хотела и сделать которого она бы успела впоследствии, и ролью, которую она ждала всю жизнь, выбор был прост: она спросила совета у Жан-Жака Фрэра, который, несмотря на вульгарность, вызывал у нее симпатию и относился к ней весьма доброжелательно. Не осуждая и не оправдывая, директор труппы выдал пару грубых реплик о производительницах ангелочков, играющих с вязальными спицами, и хвостиках петрушки на кухонных столах, покрытых клеенкой в клетку, после чего посоветовал ей, по крайней мерю, отправиться в Швейцарию, Великобританию или Данию, где некоторые частные клиники практиковали добровольное прерывание беременности в менее травмирующих условиях. И тогда Бланш решилась обратиться за советом и помощью к одному из друзей детства, жившему в Англии. Это был Сирилл Альтамон, который недавно закончил Национальную административную школу и стажировался в посольстве Франции в Лондоне.

Сирилл был старше Бланш на десять лет. Загородные дома их родителей находились в Нофль-лё-Шато, и еще до войны, детьми, Бланш и Сирилл весело проводили летние каникулы с целой толпой кузенов и кузин, ухоженных и аккуратных маленьких парижан, которые учились лазать по деревьям, находить птичьи гнезда, ходить на ферму за молоком и едва отжатым белым сыром.

Бланш была в числе самых младших, а Сирилл — самых старших; в конце сентября, накануне отъезда в город и начала учебного года, дети давали для взрослых концерт, который в самой большой тайне готовили две последние недели; Бланш исполняла номер маленькой крысы, а Сирилл подыгрывал ей на скрипке.

Война оборвала это беспечное детство. Когда Бланш и Сирилл увиделись вновь, она успела превратиться в восхитительную шестнадцатилетнюю девушку, которую уже никто не посмел бы дергать за косички, а он — пусть ненадолго — стал лейтенантом, да еще овеянным славой: он сражался в Арденнах и недавно прошел по конкурсу и в Политехнический институт, и в Национальную административную школу. В последующие три года он водил ее на балы и ухаживал за ней настойчиво, но безрезультатно, так как она не переставала питать немую страсть к трем звездам «Балле де Пари» — Жану Бабиле, Жану Гелису и Ролану Пети — до тех пор, пока не оказалась в объятьях Риччетти.

Сирилл Альтамон быстро согласился с решением Бланш сделать аборт и предложил ей свою помощь. Утром следующего дня, после чисто формального посещения врача с Харли-стрит, на приеме у которого Сирилл выдал себя за мужа Бланш, молодой высокопоставленный чиновник отвез балерину в некую клинику северного предместья — обычный коттедж, в точности похожий на все окружавшие его коттеджи. Как было условлено, он вернулся за ней на следующее утро, проводил ее на вокзал Виктория и посадил на «Серебряную стрелу».

В ту же ночь она позвонила ему, умоляя о помощи. Вернувшись домой, она нашла в столовой Жан-Жака Фрэра и двух инспекторов полиции, которые сидели за столом и допивали бутылку кальвадоса: они сообщили ей, что накануне Максимильен повесился. В краткой записке он, объясняя свой поступок, написал, что никогда не сможет смириться с тем, что Бланш отвергла его ребенка.

Через полтора года, в апреле 1951-го Бланш Гардель вышла замуж за Сирилла Альтамона. В мае они переехали на улицу Симон-Крюбелье, но Сирилл там фактически никогда не жил, так как уже несколько недель спустя его перевели в Женеву, где он и обосновался. С тех пор он приезжает в Париж на очень короткое время и чаще всего останавливается в гостинице.

Вероника родилась в 1959 году, а в восемь или девять лет — сначала для выяснения обстоятельств собственного рождения — взялась исследовать жизнь своих родителей. В возрасте, когда нравится считать себя найденышем, королевским ребенком, подмененным в колыбели, брошенным под забором, подобранным ярмарочными торговцами или цыганами, она придумывала невероятные истории, дабы объяснить, почему ее мать вечно носит на запястье левой руки тонкую ленточку из черной марли, а также кем был этот вечно отсутствующий мужчина, который назывался ее отцом и которого она ненавидела так сильно, что в течение нескольких лет упорно зачеркивала фамилию Альтамона на своем школьном билете и тетрадях и заменяла ее на материнскую.