Жорж Перек - Жизнь способ употребления

Шервуд принялся настаивать и в итоге предложил профессору такую баснословную сумму, что тот согласился. Через месяц, по окончании экзаменационной сессии, Шоу перебрался в Бостон и принялся изучать кипы многочисленных заметок, статей и газетных вырезок, оставленных Мандеттой.

Перечень Реликвий Голгофы был составлен в 1718 году поэтом Жаном-Батистом Руссо, который после изгнания из Франции в результате весьма темного дела о куплетах в «Кафе Лоран» служил секретарем у принца Евгения Савойского. За год до этого принц, сражаясь за Австрию, отбил у турок Белград. Сия победа, последовавшая за чередой других, на время устранила затяжной конфликт, противопоставлявший Венецию и Габсбургов Оттоманской Порте, и 21 июля 1718 года в Пожаревце при посредничестве Англии и Голландии был подписан мирный договор. Именно по случаю этого пакта, в надежде снискать благосклонность принца Евгения, султан Ахмед III передал ему целую груду важных реликвий, происходивших из тайника в одной из стен собора Святой Софии. Опись этого дара нам известна по письму Морица Саксонского — решившего служить под началом принца, дабы овладеть военным искусством, в котором он, кстати сказать, уже не знал себе равных, — своей жене, графине де Лобен: «… древко Святого Копья, терновый Венец, путы и прутья Бичевания, издевательские Багряница и Трость Страстей Христовых, Святые Гвозди, Пресвятая Чаша, Плащаница и Пресвятой Плат ».

Никто не знал, что с этими реликвиями произошло потом. Они не составляли гордость церковных сокровищниц ни в Австро-Венгрии, ни за ее пределами. После буйного расцвета в период Средневековья и Возрождения культ реликвий начал значительно ослабевать, и вполне вероятно, что принц Евгений в насмешку попросил Жана-Батиста Руссо описать реликвии, которые на тот момент почитались.

Однако спустя пятьдесят лет Святая Чаша объявилась вновь: в письме, написанном по-итальянски и датированном 1765 годом, публицист Беккариа поведал своему покровителю Карлу Иосифу фон Фирмиану о посещении знаменитого кабинета античности, — переданного в 1727 году Коллежу Святого Иеронима в Утрехте согласно завещанию его бывшего ректора, филолога Питискуса, — и в частности упомянул « одну глиняную чашу с клеймам, о которой нам было сказано, что это чаша Голгофы ».

Разумеется, профессору Шоу была известна и опись Жана-Батиста Руссо, оригинал которой был приложен к его экземпляру Карли, и письмо Морица Саксонского. Зато он ничего не знал о письме Беккариа: оно заставило его подпрыгнуть от радости, ибо упоминание о « глиняной чаше с клеймом » наконец подтвердило гипотезу, которой он всегда придерживался, но которую никогда не осмеливался высказать: Чаша, в которую на исходе Страстей Христовых Иосиф Аримафейский собрал кровь Господа, никак не могла быть из золота, меди, бронзы и тем паче из цельного изумруда, а была, разумеется, из глины: перед тем, как отправиться омывать Раны Спасителя, Иосиф купил на рынке простой керамический горшок. Шоу, в порыве воодушевления, хотел тут же опубликовать письмо Беккариа, сопроводив его своими комментариями, и Шервуд с превеликим трудом сумел его отговорить, пообещав, что еще более сенсационный материал для статьи появится в тот день, когда они отыщут саму Чашу.

Но сначала следовало раскрыть происхождение чаши из Утрехта. Бо́льшая часть кабинета Питискуса происходила из гигантской коллекции королевы Кристины Шведской, — при дворе которой филолог долгое время был стипендиатом, — но в ее каталогах «Nummophylacium Reginae Christinae» Хаверкампа и «Musoeum Odescalcum» чаша не фигурировала. Впрочем, и к лучшему, ибо коллекция королевы Кристины была составлена задолго до того, как Ахмед III подарил Святые Реликвии принцу Евгению. Следовательно, речь шла о более позднем приобретении. Поскольку принц Евгений не передал Реликвии церкви и не оставил их себе, — в известной подробной описи его собственной коллекции о них нет никаких упоминаний, — вполне логично предположить, что он одаривал ими придворных из своего окружения или, по крайней мере, тех придворных из своего окружения, — к тому времени уже достаточно многочисленных, — которые питали живой интерес к археологии; причем это происходило в тот самый период, когда эти реликвии были получены, то есть во время переговоров о Пожаревецком мире. Шоу изучил это наиважнейшее обстоятельство и обнаружил, что секретарем голландской делегации был не кто иной, как литератор Жюст ван Эффен, не только ученик, но еще и крестник Питискуса; таким образом, становилось очевидно, что именно он попросил и получил эту чашу в дар для своего крестного, но не как предмет почитания — голландцы были реформистами, а, следовательно, ярыми противниками культа мощей, — а как музейный экспонат.

Шоу завязал активную переписку с голландскими профессорами, хранителями и архивистами. Подавляющее большинство не могло ему предоставить никаких полезных сведений. Лишь один из них, некий Якоб ван Деект, библиотекарь из областного архива Роттердама, сумел прояснить историю коллекции Питискуса.

В 1795-м, в период становления Батавской республики, Коллеж святого Иеронима был закрыт и превращен в казарму. Большая часть книг и произведений искусства была перевезена в «надежное место». В 1814 году бывший коллеж принял в свои стены новую военную Академию Королевства Нидерланды. Его коллекция вместе с коллекциями многих других общественных и частных организаций, в том числе бывшего Художественного и Научного Общества Утрехта, составили основу собрания Музея Античности (Museum van Oudheden). Но в каталоге этого музея, при упоминании о многочисленных керамических вазах с клеймами римского периода, указывалось, что речь идет об образцах, найденных неподалеку от Утрехта, в Фехтене, где некогда находился римский лагерь.

Между тем эта атрибуция стала поводом для ожесточенных споров, и многие ученые посчитали, что при составлении первой описи возникла путаница. Профессор Берцелиус из университета города Лунд изучил керамические изделия и в результате сравнения клейм, отпечатков и надписей сделал заключение о том, что одно из них, занесенное в каталог под инвентарным номером ВС 1182, вне всякого сомнения, намного древнее других и вряд ли могло быть обнаружено во время раскопок в Фехтене, месте, как всем известно, более позднего поселения. Эти выводы были изложены в написанной по-немецки статье, опубликованной журналом «Antikvarisk Tidsskrift» (Копенгаген, 1855, выпуск 22), специальный оттиск которой — включавший репродукции рисунков упомянутой вазы и пространные комментарии — Якоб ван Деект приложил к своему письму. Однако, добавлял в заключение своего письма Якоб ван Деект, лет пять тому назад все та же ваза № ВС 1182 была похищена. Сам библиотекарь не очень хорошо помнил, при каких обстоятельствах произошла кража, зато ответственные работники из Museum van Oudheden наверняка могли бы предоставить точную информацию.