Род Лиддл - Тебе не пара

Да, Джим точно бы расплакался, думает он. Чтобы выкинуть эту картину из головы, он заводит машину, разворачивается и газует по Пекэм-роуд к «Макдональдсу», берет там «Мак-чикен» и чипсы, съедает их, прислонившись к машине, а картонную коробку с оберткой бросает в урну, промахнувшись при этом на ярд, так что упаковка оказывается на блестящем мокром тротуаре. Стерва эта Дениз, думает он. У нее ведь могли быть какие-то отношения с его собственным отцом, пока того не облучили окончательно, так что он теперь все время в отключке и почти не двигается. Честно говоря, Эдди до сих пор не уверен, что между ними ничего не было. Ведь могло же?

По радио его вызывают ехать в Камберуэлл, там какой-то девчонке нужно такси до Балэма. Он обнаруживает ее на улице у паба, она слегка покачивается, держась за фонарный столб, симпатичная, думает он, чуть моложе него.

— Здравствуйте, «Барри-карз». Это вам в Балэм надо? — спрашивает он. Девушка кивает и залезает на заднее сиденье, раскидывается там.

Радио по-прежнему работает, выплескивает из себя этот давнишний сахарный сироп из «Крэнберриз», но ему охота поговорить, и он обращается к девчонке:

— Всю ночь, значит, гулять собираешься?

— Нет, домой еду, — мямлит она.

Она закрыла глаза, поэтому Эдди больше не беспокоит ее, пока они не подъезжают к восточной границе Балэма; тут он поворачивается в кресле со словами: «Эй, тебе куда в Балэме надо?»

Она спит, тогда он повторяет вопрос, ее глаза открываются, она смотрит на него в ответ, ничего не соображая.

— Не помню.

— Так. А я думал, ты домой едешь.

— Да. Извините. Всегда все путаю, улицы и все такое.

— Как тебя зовут-то, знаешь хоть? — говорит он довольно добродушно, но девушка не отвечает, уставилась в окно.

Он едет дальше, забирает на запад, думает, может, какая-нибудь вывеска или примета подстегнет ее память, и минут через пять, когда они торчат на светофоре у метро, она приподнимается, нагибается вперед между передними сиденьями и восклицает:

— Да!

Эдди глядит на нее в ожидании.

— Эмили, это точно. А то я уж волноваться начала.

Он останавливается.

— Слушай, девуля, я не могу так всю ночь кругами ездить. Мне же надо знать, где ты в Балэме живешь… есть у тебя что-нибудь при себе, какая-нибудь бумажка с адресом? — Эдди показывает на ее маленькую сумочку.

Она качает головой.

— По-моему, это все-таки не в Балэме. По-моему, это в Камберуэлле, типа того.

Вздохнув, Эдди говорит, ты что, издеваешься, а девчонка говорит, да нет, не издеваюсь, в общем, машина рывком разворачивается, и они направляются обратно, той же дорогой, что приехали. Она беззвучно дремлет, голова приткнулась к окну, а счетчик тем временем все щелкает, за пятнадцать фунтов перевалило, хоть бы у нее денег хватило заплатить. А если это не в Камберуэлле, а на самом деле в Балэме? В еще одной телевикторине он слышал про этого деда, Харона, который неумерших через реку перевозит. Может, он весь остаток ночи проведет, как Харон какой-нибудь, Харон в «пежо» вместо вёсельной лодки, без конца перевозящий неумершую девчонку из ниоткуда в никуда.

Застряв в пробке в районе Клэпэм-коммон, он чувствует, как Дениз, или мысль о Дениз, снова подбирается к нему. Неизвестно, почему она так на него действует, но он уверен, что в глубине души все-таки знает, почему. Интересно, думает он, может, дело просто в том, что всякий раз, когда он ее трахает, так много ставится на карту, так многим рискуешь, каждый перетрах несет заряд угрозы, страха, напряжения — вот так, наверное, и должно быть, считает он. А может, и нет, может, дело в совершенно другом. Лучше даже и не пытаться все это понять. Трогаясь со светофора на краю парка, он внезапно чувствует, что снова хочет Дениз, так сильно, что руки подрагивают на руле. И тут, каким-то непонятным образом, ему в голову бог знает откуда приходит эта фишка, эта абсолютно бесполезная информация, которую он, наверное, подобрал где-то между делом и засунул в архив на задворках мозга, а некий сложный, непостижимый процесс привел к ее запоздалому, бессмысленному возврату в память: столица Гваделупы — Бас-Тер, вот и все.

Грэм просыпается от хронических проблем с простатой, плюс еще этот сон о нескончаемых пытках в руках бушменов Калахари. Стараясь поначалу не беспокоить храпящую жену, он медленно вылезает из постели и плетется в сторону ванной с одурманенными, невидящими спросонья глазами. Сгорбившись над унитазом и опираясь рукой о стену, после долгих стараний он наконец выдавливает из себя жалкую струйку мутной, химически-желтой мочи; потом, насухо отряхнув свой непослушный, истощенный пенис, наклоняется к раковине зачерпнуть ладонью воды в рот. Он проклинает свою простату и, пока из крана брызжет вверх, ему в лицо, рассуждает про себя: да, вот и все, лучше уже никогда не станет. Впереди медленный спуск в могилу, прерываемый нескончаемыми походами в уборную и другими физиологическими неприятностями, мелкими и нудными, когда все артерии, сухожилия и связки иссушены и отвердевают с каждым днем. Даже на то, чтобы просто встать с постели пять минут назад, потребовалось нечеловеческое усилие, словно он машину поднял.

По утрам, когда его жена Клодия снует по хозяйству, Грэм не так мрачен, но сейчас, разрываясь между утомительным отправлением естественных нужд и желанием дать Клодии спокойно поспать, он чувствует, как унизительна старость: чего стоят одни эти настойчивые проявления пустяковых, неотвязно преследующих тебя неудобств. Плюс к тому, накануне вечером он посмотрел две телепередачи. Одна была об общественном строе и законах — или, скорее уж, беззакониях — бушменов Калахари; в другой, художественной драматической постановке, чрезвычайно привлекательная актриса Анна Фрил занималась оральным сексом с чередой разнокалиберных мужчин. В возрасте семидесяти двух лет неплохо было бы уметь как-то управлять своими снами, думает он. Хоть это-то можно? Но нет, ему достались бушмены. Только полностью распрямившись перед тем, как вернуться в спальню, он слышит негромкое шебуршение сначала на ведущей к дому дорожке, потом у входной двери. Он инстинктивно чувствует липкий страх. Разумеется, он предполагает, что это воры: кражи со взломом в их местах популярны, полиция к этому явлению относится с пренебрежением или безразличием. Но тут, полностью придя в сознание под давлением обстоятельств, он понимает, что взломщики вряд ли будут стучаться в дверь и обычно не плачут, занимаясь своими делами. А человек внизу, кто бы он там ни был, ведет себя именно так. В смятении Грэм неподвижно стоит на месте и слушает, потом, когда стук раздается снова, тщательно вытирает руки розовым банным полотенцем и, медленно пройдя по площадке над лестницей, поднимает жену: