Марлена де Блази - Амандина

Кроме как в трапезной, во время мессы или иногда на отдыхе, Амандина и Соланж виделись только в выходные дни — в субботу и до шести часов вечера воскресенья, — когда другие девочки из монастыря уезжали к родственникам в Монпелье или в другие города поблизости. Хотя Амандина надеялась, что в этот раз они оставят ее в покое, она также знала, что это только еженедельная отсрочка в двадцать девять часов в ее реальной жизни. Жизнь не могла не измениться с тех пор, как она поступила в пансион. Какой была до смерти Филиппа. Она думала о прошлом. Она думала о том, что случилось, и пришла к выводу, что самые большие изменения произошли в ней самой. Она больше не чувствовала себя ребенком. Конечно, не взрослой, а кем-то посередине между ребенком и взрослым человеком. Она начала понимать, что есть только один человек, с которым ей комфортно, — это воображаемая фигура ее матери. Образ, который сопровождал ее повсюду, с которым она говорила в душе, а иногда и вслух, кто успокаивал ее и давал советы, защищал ее. Она ждала свою мать, искала ее, думала, что слышит ее голос. Особенно в субботу во второй половине дня.

Потом Амандина стояла или сидела с краю группы своих одноклассниц в субботней одежде, визжащих субботними голосами. Волоча свои чемоданы по каменным полам, прыгая в залах пансиона, они ждали родителей, чтобы уехать домой. Амандина слушала их рассказы друг другу о том, как хорошо дома. Младшие плакали слезами радости в ожидании отъезда; такие же у них будут красные от слез щеки, когда они будут возвращаться воскресным вечером обратно в школу. Она слушала рассказы старших девочек об обычных событиях этих выходных: о чаепитиях, красивых платьях, поездках на балет во второй половине дня, о пирожных и шоколаде в кафе с мамой и тетей Жюли. Одна за другой девочки входили со своими матерями, тетями или нянями, и Амандина внимательно рассматривала каждую женщину, как они говорят и ходят. Их одежду. Особенно ей нравилась одна дама в темно-фиолетовом костюме и шляпе с длинным коричневым с зелеными глазками пером, из-под которой выбивались на лоб кудри. Такая красивая шляпа. Очень красивая женщина. Хотя и не так хороша, как моя мама. Меньше внимания она уделяла отцам. Они носили пальто с меховыми воротниками и круглые шляпы, они говорили: «Быстро, быстро». Один отец носил высокие сапоги с брюками, заправленными внутрь, и длинный жакет до колен. «Костюм для верховой езды», называла эту одежду одна из старших девочек. Может быть, на следующей неделе мама приедет за мной. Интересно, будет ли у нее на шляпе перо.

Соланж хотела, чтобы Амандина посещала культурные мероприятия, на которых бывали ее одноклассницы за пределами монастырской школы, и начала планировать пикники для нее, как это делали родители девочек, с которыми она училась вместе. Для того, чтобы позволить себе такие прогулки, Соланж начала откладывать стипендию, которая ежемесячно поступала ей через курию, — эти средства она должна была тратить на специальные продукты, чтобы возбудить аппетит Амандины, на ее одежду, книги и игрушки, прежде чем она пойдет в школу, на посещение театра в Монпелье, балета, оперетты и симфонических концертов. Она и Мария-Альберта сшили выходное платье для Амандины; почти белая многослойная кружевная юбка из-под вязаного лифа с длинными рукавами того же цвета, сверху верхняя юбочка из темно-синего бархата, жилет и мешочек на шнурке. Тонкие перчатки без пальцев и шапочку Джульетты Мария-Альберта связала из металлической нити бронзового цвета. Туфельки-балетки из ее монастырской формы довершали наряд.

Амандина соглашалась на новую одежду и экскурсии, но хотя она была вежливой и благодарной, занавес, которым она закрывалась от остальных, осложнял взаимоотношения даже с Соланж. Не зная о постоянной тихой пытке, испытываемой Амандиной в школе, Соланж верила, что ребенок скорбит о Филиппе. Отсюда и тоска по матери. Она думала, что Амандина сама препятствует дружбе с остальными девочками, предпочитая эмоциональное уединение. В том числе и от нее.

Однажды в субботу днем, когда Соланж расчесывала щеткой дневную школьную Амандинину косу, она объявила, что они поедут на автобусе, идущем из деревни в Монпелье, на железнодорожную станцию. Соланж сказала Амандине, что связала платок для бабушки и должна послать его в Реймс. Пакет с платком будет храниться там, пока кто-нибудь из семьи не прибудет в город на торговую неделю и не отвезет его на ферму. Соланж болтала о шерсти, которую она использовала для шали; спрашивала, помнит ли Амандина ее работу, которую она связала в последнее лето? Темно-зеленая, как сосновые деревья, с длинной черной шелковой бахромой. Я уже закончила шаль и могла бы показать ее тебе опять.

— Я хорошо ее помню. Помню, это было красиво. Но почему бы тебе просто не отвезти шаль самой? Я имею в виду, почему бы тебе не поехать в Авизе?

— Потому что Авизе так далеко, а у тебя учеба, и у меня работа.

Амандина вытащила щетку из рук Соланж и отвернулась, чтобы не глядеть на нее.

— Я не могу поехать с тобой, но ты можешь поехать одна. Паула разрешит, я знаю. Ты можешь уехать на какое-то время.

— Но я никогда не поеду без тебя.

— Почему? Я живу не здесь уже долгое время, — сказала Амандина, кивнув головой в направлении школы, — и я могу на выходные остаться с Марией-Альбертой и с другими. Мне будет хорошо.

— Но почему ты не хочешь поехать со мной в Авизе когда-нибудь, если мы сможем это устроить? Возможно, отпуск. Посмотрим, как тебе там понравится.

— Нет. Никогда. Говорю, я не могу поехать. Что, если моя мама приедет за мной, а я не здесь? Я должна всегда находиться рядом с монастырем. Она знает, где я нахожусь, но я не знаю, где она и потому должна ждать.

— Понятно.

— Во всяком случае, я даже не знала, что у тебя есть бабушка и другая мама, я имею в виду твою собственную маму, до тех пор, пока ты не объяснила мне про Паулу. Так почему ты никогда не ездила повидаться с ними за все это время, с тех пор, как ты приехала сюда заботиться обо мне? Почему?

— Ну, кое-что произошло много лет назад между моей мамой и мной, что меня огорчило. И я хотела забыть о ней. На какое-то время, по крайней мере. Я хотела быть вдали от нее.

— Ты хотела быть вдали от твоей мамы, а я хочу, чтобы меня нашли. Смешно, не так ли?

— Возможно. Возможно, это смешно.

— Поэтому ты не связала шаль для твоей мамы? Только для бабушки? Я имею в виду, потому что хотела забыть свою маму.

— Да, я полагаю, именно поэтому.

— Это сработало? Ты забыла о ней?

— В некотором смысле, да.

— Я не думаю, что смогу забыть о моей матери.

— Я знаю.

— Ты думаешь, что твоя мама забыла о тебе?

— Нет, я не думаю, что забыла.

— И я не думаю, что это так. Ни твоя мать не забыла о тебе, ни моя обо мне. Я не думаю, что матери забывают.