Алексей Евсеев - Кукук

Каждый день мне кто-то да звонил. Иногда несколько раз за день. Я, получалось что так, по доброй воле стал newsmaker'ом.

Тане мои байки по-прежнему не нужны. Она ни разу не позвонила. А я каждый день жду её звонка. Я всё ещё надеюсь на то, что не такая она и сволочь, каковой хочет себя передо мной выставить.

Она никогда не позвонит.

Ни разу за то время, когда я жил в Германии один, ни разу мне лично в Питер, ни разу в больницу… Жесть. Я ей, видите ли, действую на нервы.

Пониженная доза успокоительного сказывалась на мне по-прежнему утомляюще, и я сваливался после завтрака в постель и спал до обеда, т. е. до половины двенадцатого. На приёме у врачей в очередной раз просил снизить дозу.

Ну и завертелась моя первая серьёзная проблема, история с Эдэле. Её перевели в отделение, предназначенное для пост-реабилитации и подготовки больного на выписку. Она каждый день звонила мне и болтала всё об одном и том же — по полчаса, по часу. Я терпел, сидя в телефонной будке на полу с закрытыми глазами, изредка поддакивая. От постоянных наушников мои уши не особо страдали от телефонной трубки, как таковое бывало раньше, отчего я всегда ненавидел долгие телефонные разговоры.

Иногда, когда разговор с Эделе представлял из себя не монолог, а диалог, я шутил над ней. Она понимала юмор и радовалась ему. Говорила, что после бесед со мной у неё улучшается настроение. О себе я бы такого сказать не мог. Она рассказала, что Вождь её разочаровал, бросив одну на вокзале, и по её версии сбежал в Ганновер. Она трахнулась с ним уже один раз, но он негодяй-предатель. С ним покончено. А ту квартиру за 13 тысяч евро она теперь хочет купить мне, чтобы видеть меня, когда я выношу мусор, и время от времени спускаться ко мне поболтать за чашечкой кофе. Затем она начала жаловаться на мужа, на то, что тот не привозит ей денег, а она отложила кучу вещей в магазинах по соседству, и их надо уже выкупать… что она назанимала денег у людей на сигареты… что её муж сволочь, но она его любит, хоть он и плохо воспитан, и она ему изменяет со всеми этими… она ведь спала с Вождём и хочет целовать его грудь вновь, но тот её предал, и теперь квартира достанется мне, т. к. я такой-растакой, единственный нормальный человек во всей больнице…

Я вспомнил тётю Нину, бабушкину сестру. Вспомнил ещё одну «квартирную» историю. Но о ней как-нибудь потом.

Стало напряжно всё это в сотый раз выслушивать. От квартиры я открещивался, как от сатаны. Я мол в Ганновере жить не собираюсь… уеду в Берлин. К чёрту лешему, но только не туда, куда меня хотела прописать фрау Кюн. Но Эдэле уже не слушала в последние дни. У неё наступило явное ухудшение. Она начала жаловаться на Postbank [41] Postbank (нем.) — Постбанк. , в котором у неё счёт, что они, мол, без карточки не выдают ей деньги на руки, хотя она наизусть знает все свои контоаусцуги… [42] Kontoauszug (нем.) — состояние счёта. Муж не приезжает вот уже который день, а ей так нужны деньги на новое платье, в котором она пойдёт на какой-то концерт и будет там танцевать со всеми отвратительными мужчинами Ганновера, а муж — сидеть где-то там наверху и смотреть на неё, гордиться ею… Короче, начался циклообразный бред.

На следующий день её вернули в наше отделение. Она умудрилась устроить скандал в банке, и её пришлось оттуда выдворять с полицией. Став буйной, она вернулась в буйное отделение.

Ну, тут и началось самое тяжёлое. Она не давала мне прохода. Цепляла при первом же пересечении в коридоре или в холле. Я начал скрываться в своей палате.

Короткое отступление. Это уже была собственно не палата, как та первая, а уже более-менее комната.

К тому моменту, когда в «буйное» вернулась Эдельтраут, мне завезли двух соседей. Сначала был Программист. Не знаю, кто он там по профессии, ни разу с ним не разговаривал, но выглядел он именно программистом. Чуть полноватый, очкарик.

Первые дни он всё время спал. Завтракал и заваливался спать до обеда. Как я. Просыпался он сам — за минуту до кормёжки, уходил есть, возвращался и опять ложился спать. Просыпался вновь к ужину, вставал с точностью до секунды и напрямик в столовую, ел и брёл уже спать до утра. Спал большей частью на животе, слегка похрапывая и регулярно тихо попукивая. Лекарств ему никаких не давали. Давление не мерили, как это было с некоторыми из пациентов, кровь на сахар из мочки уха не брали. У меня сложилось такое впечатление, что он здесь давний пациент. Уж больно точно у него все рефлексы на приём пищи заточены. Пару дней спустя он стал меньше спать. Точнее будет так: ему уже не удавалось заснуть. Он приходил после приема пищи, раздевался, одевал шорты, ложился в постель, некоторое время сопел, сучил ногами, замирал, вскакивал, одевался, куда-то убегал, пять минут спустя возвращался (воздух насыщался запахом курева), раздевался, одевал шорты, сопел, сучил… и так десятки раз подряд. Начал часто ходить в туалет. Когда находишься под таблетками, подобные вещи не раздражают, лишь забавляют. Начинаешь следить за всеми мелочами, полностью ли соблюдается ритуал, или же в нем бывают сбои: будет ли он сейчас сучить ногой или нет, которой из двух, левой-правой, обеими?..

Ещё в первый день мне было сказано, чтобы я свою зубную щётку и прочие принадлежности личной гигиены держал в прикроватной тумбочке, так, мол, будет надёжнее. Этот же чудик, Программист, разложил всё своё добро в ванной. Мне вспомнилась сцена из «Американского психопата», в которой описано утро главного героя, точнее, огромное количество всякой косметики, у каждой из которой своя собственная функция, и определённая последовательность. Туалетная комната ожила и превратилась в некое подобие стеллажа из магазина «Rossmann».

Следом за Программистом на поселение ко мне прибыл совсем молодой парнишка. Тот в первый день пытался с нами заговорить, басовито предлагал шоколадку… я отказался и не стал с ним общаться. Для этого мне хватает бредоносной Эдэле… Та тоже всё меня шоколадом угощала. Здесь — я уже чётко начал это понимать — лучше делать так: изначально не общаться. Ни слова друг другу. Даже «привет» не надо говорить, т. к. с «привета» тоже может кое-то начаться. Выражение «человек с приветом», видимо, оттуда. Психиатрия исключает нормальное общение. Будь хмурым нелюдем, и ты спасёшься!

Паренёк удвоил порцию шампуней и прочей мыльной дряни в ванной комнате и там уже не было более пустого места.

Когда меня перевели в эту комнату, и я был её единственным хозяином, я тут же поставил стол к окну, чтобы было достаточно света для рисования. Заехавший же новичок оттащил его обратно во мрак и разложил на нём своё богатство: альбом, цветные карандаши, резинку, точилку… Ага, Художник.

Мне рисовать уже не хотелось. Теперь зато на этот стол не будут приземляться шорты Программиста. И то хорошо.