Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

— Лоренс, — Ирина вспомнила о мучительной встрече на квартире в Боро, — справляется.

Рэмси покосился на жену. Кажется, она не видела Лоренса с того дня, как ушла от него. Если все так, разве не должна была она сказать, что не имеет понятия, как он переносит расставание? Ирина была раздражена тем, что оказалась меж двух огней. Мать вполне могла задать ей этот вопрос наедине сегодня днем, но, видимо, у нее были другие планы.

— Но как все случилось? — Любопытство Раисы не было удовлетворено. — Вы ужинаете, две пары, а потом ты внезапно выходишь замуж за сидящего напротив мужчину?

— Мама, послушай. Однажды вечером, когда Лоренс был в командировке, а Рэмси уже разведен, мы встретились с ним по-приятельски, все было в рамках приличий. За исключением того, что мы внезапно влюбились друг в друга. Все произошло случайно, ни он, ни я этого не планировали. Влюбленность нельзя спрогнозировать, это чувство не приходит и не уходит по твоему желанию. Она захватывает человека, как торнадо.

Увы, в ее речи было нечто, наталкивающее на мысль о том, что прежде всего она объясняет что-то самой себе. Вопрос, несет ли она ответственность за свои чувства — не важно, случилось ли это внезапно, как бомбардировка, или она стала предметом тонко спланированной акции, к которой она и сама причастна, — мучил Ирину каждый день. Стали эти чувства для нее счастьем или страданием? Человек способен контролировать свои действия, но дано ли ему контролировать чувства? Выбрала ли она сама путь и влюбилась в Рэмси Эктона? Должно ли желание быть посланием Небес, похожим на удар грома, если последующий дождь пролился на Лоренса горькой несправедливостью? Если бы в придуманной вселенной она могла выбирать, пошла бы она именно этим путем?

— Десять лет назад, — продолжала Раиса, — ты твердила, что влюблена в Лоренса. Что же произошло?

— Я не знаю, что произошло. — Ирина сникла, несмотря на то что Рэмси был рядом. — Я и сейчас люблю Лоренса — в определенном смысле…

— Итак, на тебя с неба свалилась любовь, и ты на следующий же день ушла? И вышла за Румси?

— Нет, мама. Я взрослый человек и обо всем подумала.

— Долго думала? — В голосе появилась свойственная возрасту привычка осуждать, смешанная с изумлением от того, что ее скромная, не уверенная в себе дочь осмелилась на супружескую измену.

— Не слишком долго. — Ирина скрестила руки на груди. — Мама, я помню, что говорила, что влюблена в Лоренса, я и была влюблена. Более того, и сейчас считаю, что он прекрасный человек, и не скажу про него ничего дурного. Однако наши отношения с Рэмси — это совсем другое.

— В чем другое?

— Они более близкие.

— Да, я видела, — кивнула Раиса, подтверждая, что она видела.

— Мама, как ты не понимаешь? — Ирина в гневе резко поставила бокал. На скатерть выплеснулось «Шато дю Пап», образуя пятно, словно для теста Роршаха. — О боже, ничего не изменилось! Я все такая же растяпа.

— Никогда так не говори, любимая! — Рэмси промокнул и накрыл своей салфеткой пятно, чтобы не поднимать из-за этого шум, и вновь наполнил бокал Ирины до самых краев. Не найдя пристанища, язвительность Раисы повисла в воздухе.

— Мама, — продолжала Ирина, бросив благодарный взгляд на мужа, — почему ты не хочешь понять, что любовь к Рэмси лучшее, что было в моей жизни? Однако я не хочу, чтобы у тебя сложилось ошибочное мнение обо всем. Расставание с Лоренсом было для меня очень болезненным, но это не пустая прихоть, поверь. — Ей не стоило всего этого говорить, и, едва слова слетели с языка, она смущенно потупила взгляд. Почему-то всякий раз, когда вы пытаетесь кого-то убедить, что ваш поступок не был лишь «прихотью», он производит впечатление именно «прихоти».

— Да, — произнесла Раиса, опуская вилку, словно подводя итог; видимо, она использовала умение прекрасно изъясняться по-английски для особых случаев. — Уверена, это было чрезвычайно неприятно.

Возможно, это была проблема исключительно ее матери, но Ирина подозревала, что это не так. Должно быть, для всех родителей самое сложное — относиться к взрослым детям как к личностям, живущим своей жизнью, имеющим право на уважение и собственные чувства. Они привыкли утешать их малютку, которая «влюбилась» на этой неделе в мальчика, сидящего за соседней партой, а на следующей неделе будет вздыхать по красавчику из другого класса. Раиса до сих пор говорила о своем браке с отцом Ирины как о трагедии толстовского масштаба, хотя история их знакомства — Раиса тогда играла эпизодическую роль в фильме «Хрупкая танцовщица», и Чарльз должен был помочь ей создать нужный акцент на ее родном русском — была разыграна скорее по Чехову. Для маленькой девочки с пластинами на зубах, не расстающейся с мелками, не вполне естественно переносить страдания такого же эпического масштаба. Посему невозможно было вообразить, что какое-либо представление треугольника Ирина — Рэмси — Лоренс может показаться Раисе запутанным, сомнительным или неопределенным. Слова Ирины о том, что расставание с Лоренсом было «болезненным», прозвучали для нее: «Это было в некоторой степени неприятно, Лоренс расценил мой поступок как подлость». Когда Ирина призналась, что влюбленность в Рэмси была для нее «лучшим, что случалось в жизни», Раиса слышала лишь: «Он красив, кроме того, оплатил ужин». И теперь, когда Ирина призналась ей, что за всю жизнь была влюблена не в одного мужчину, мать готова аннулировать выданную ей временную лицензию на чувства, заслуженную лишь благодаря ее снисходительному отношению к Лоренсу, чтобы дождаться того момента, когда к ней придет настоящая взрослая любовь.

Когда, оплатив внушительный счет, Рэмси выходил из ресторана, он склонился к Ирине и, кипя от негодования, прошептал:

— Твоя мать вела себя невежливо.

Позже он объяснил, что она возмутительным образом заказала множество деликатесов лишь для того, чтобы продегустировать каждое блюдо, оставив большую часть нетронутой. Рэмси не беспокоился о деньгах, но воспринял поступок Раисы как личное оскорбление: «Она будто бросила объедки мне в лицо!» Ирина же была уверена, что причиной его возмущения стала попытка матери разоблачить их двуличие и неблагопристойное поведение, на котором основывается видимое счастье.

Однако этой попытки оказалось достаточно, чтобы Ирина впала в задумчивость. В далеком 1988-м, когда Лоренс перебрался к ней на Сто четвертую улицу, она приехала к матери на Брайтон-Бич, чтобы рассказать ей о том, что встретила «любовь всей своей жизни». Она произносила какие-то самые банальные фразы и всем сердцем верила себе. Встреча прошла в редкой для матери и дочери теплой атмосфере, несмотря на то что лишь спустя годы Раиса выдала Лоренсу кредит доверия, так крепко державший ее сегодня. Но такие заявления дважды не делают. Ее появление с красавцем мужчиной прошлым вечером, как полагала Ирина, запятнало светлые воспоминания о событиях 1988 года. Она убеждала себя, что в наше время люди женятся и выходят замуж два и три раза и считают это вполне нормальным, поэтому вторая большая любовь в жизни вряд ли может считаться чем-то из ряда вон выходящим. И все же в глубине души она была человеком неисправимо старорежимным. Чем дольше она была с Рэмси и любила его, тем меньше ей нравилась история их отношений.