Ира Брилёва - Приключения бизнесмена

— Ладно тебе, Мария. Чего ты на человека налетела. Всякие в жизни обстоятельства бывают, мало ли, что с ним случиться могло, не наше это дело. А вы, простите за любопытство, где ночевать собираетесь?

Серёня поразился участию, прозвучавшему в голосе незнакомого человека. Он даже растерялся от неожиданности вопроса.

— Где ночевать буду? Я и сам теперь не знаю, где мне ночевать надо! — Серёня умолчал о том, что последние два часа ломал голову над этим вопросом. Гостиница денег стоит. А с деньгами у Серёни на сегодняшний вечер было туговато. Деньги надо было теперь беречь.

— А давайте к нам, — немедленно предложил ему «Профессор».

— К вам — это куда? — Серёня поинтересовался просто так, из вежливости.

— К нам, под мост. Там тепло и тихо. И менты редко гоняют.

Серёня ожидал чего угодно, но только не такого ответа.

— Куда-а-а?

— Под мост, — терпеливо повторил «Профессор». — А то вам ведь все равно идти некуда. Переночуете, а там видно будет. Как-нибудь справитесь. Пойдемте, у нас хорошо, — уговаривал он Серёню. Серёня внутренне уже смирился с перспективой ночевки под мостом, но ещё какая-то часть его продолжала молча возмущаться несправедливостью, с которой обошлась с Серёней жизнь.

Наконец, тяжело вздохнув, он кивнул головой и пошел вслед за своими новыми знакомыми, которые уже двинулись в сторону моста, который в темнеющем над рекой пространстве казался чем-то вроде первобытного, изогнувшего спину чудовища, неторопливо выбирающего для себя новую жертву. На ужин.

Шагая рядом с этими двумя совершенно незнакомыми людьми, Серёня погрузился в свои невеселые мысли, и сначала не слушал того, что говорил ему «Профессор». Обрадовавшись собеседнику, тот спешил ознакомить новенького с правилами внутреннего распорядка обитателей «подмостового» общежития. Но понемногу Серёня заинтересовался, и даже стал задавать вопросы по этой совершенно новой для него теме.

Под мостом горел небольшой костерок, а над ним был приспособлен «козлюнчик» с висящим на нем приличных размеров котелком. В котелке что-то аппетитно булькало. Серёня вспомнил, что его последний обед случился уже много часов назад и понял, что проголодался. Из вежливости он присел подальше от котелка, чтобы его с головой не выдавало громкое урчание в животе.

Людей под мостом было немного. Кроме «Профессора», которого Серёня мысленно прозвал так из-за его совершенно неуловимой и естественной интеллигентности и абсолютно правильной и даже слегка витиеватой привычки выражать свои мысли, и женщины, по имени Мария, в общежитии на свежем воздухе обитали ещё трое: яркая молодуха, непонятно как оказавшаяся здесь в столь нежном возрасте, старый-престарый дед Филиппыч — ветеран «подмостового» движения и бабка Маланья — кухарка и экономка общины. Она сейчас помешивала приятно пахнувшее варево, искоса поглядывая на вновь прибывшего. «Профессор» представил Серёню этому сообществу, и через пять минут все забыли о том, что он новенький.

Уже стемнело, но костер давал достаточно света, и Серёня решил осмотреться. Как знать, надолго ли он здесь? К бетонной опоре моста кто-то и неизвестно в какие времена прилепил деревянный лодочный сарай. Дерево было темно-серым и щелястым. Это сооружение нельзя было считать памятником деревянного зодчества, но по возрасту сарай точно был Серёниным ровесником. А может и старше. «Видимо, теперь это и есть моя крыша. Да, такой у меня еще не было. Ну и ладно, хоть от дождя можно спрятаться». Философский склад ума часто помогает людям не отчаиваться и в более серьезных ситуациях. Хотя, куда уж серьезнее!

Подмостовые граждане вели себя так, словно знали Сереню с самого рождения. И Серене это очень понравилось. Он, как любой нормальный человек, тяжело переживал неожиданный жизненный кризис, и ему просто необходимо было чьё-то участие. Судьба послала ему самый лучший вариант — практически незнакомых людей, которые, в силу собственных жизненных обстоятельств, давно отвыкли лезть в чужую душу со своими дурацкими советами. Серёня сидел недалеко от костерка и слушал неспешную и обстоятельную беседу своих новых компаньонов.

— Вот молодежь пошла, у своих воруют! Ё… Разве это дело? — Бабка Маланья сокрушалась над тем, что поведал ей «Профессор» о недавнем происшествии с его кошельком.

— Ты, Мария, хоть бы объяснила своему балбесу, что у своих воровать нельзя. Для этого господь вона сколько людей создал — воруй, не хочу! У своих-то воровать — грех!

Мария согласилась с рассуждениями бабки Маланьи и пообещала провести среди своего подрастающего поколения разъяснительную работу. Разговор плавно перекинулся на другие темы. Из услышанного Серёня понял, что обитателям «подмостового» общежития не чужды и общемировые проблемы. Особенно усердствовал дед Филиппыч. Потрясая обрывком позавчерашней газеты, дед вещал, как новый Левитан:

— Говорил я вам, что мировой империализм не дремлет? А вот оно так и вышло. Энти проклятущие американцы совсем осатанели. Пупами земли себя мнят. А хто ж ето им права такие дал, а? Я вас спрашиваю! Россию все хают, забыли, чем они нам обязаны, ироды! Если бы не русский солдат, сейчас бы полмира по-немецки разговаривало, а их хваленый американский президент в холуях у фрицев бегал!

Патриотическая дедова речь осталась без ответа, потому что котелок бабки Маланьи практически добулькал свою победную песню. Кухарка-экономка пригласила всех к ужину. Варево разлили по тарелкам, которые, к удивлению Серёни, были образцово чистыми, и раздали всем, вместе с ломтями хлеба, вволю навалеными на большущем железном блюде. Серёня накинулся на еду. Это была пшенная каша, слегка приправленная тушенкой. Через минуту приятное сытое тепло заполнило его измученное тело и проникло в душу. Только сейчас он понял, как же он устал, и нервы его, натянутые до предела дневными событиями, потихоньку обмякли и расслабились. Проглотив ужин со скоростью, которая в приличном обществе считается предосудительной, Серёня пришел в свое обычное благостное расположение духа, а прерванный едой разговор возобновился.

Молодуху звали Зойкой, но она откликалась и на Раю. Это обстоятельство заинтересовало Серёню, и он решился задать вопрос:

— Почему же вас, девушка, двумя именами зовут?

Рая-Зоя кокетливо улыбнулась, и, колоритно шмыгнув, ответила:

— Меня в школе дразнили, и я свое имя невзлюбила. А когда сюда пришла, попросила, чтобы меня по-другому звали. Так мне приятнее.

— А как же вас дразнили?

Девушка застеснялась, но все же тихо произнесла:

— Зойкой-тазиком.

— А где связь? — удивился Сереня.

— Помните песню: «я твой тазик, ты мой глазик». Так вот, там ещё есть «зайка моя», а они сначала Зойку на «зайку» переделали, а потом уже и до тазика дошло.