Ира Брилёва - Приключения бизнесмена

Чаша, пущенная по кругу, была традицией клуба. Эта традиция была изобретением генерала. Традиции иногда приживаются годами, но эта всем сразу понравилась. И прижилась на удивление быстро. Хотя, чему здесь удивляться? Странно было бы, если бы не прижилась! И теперь, согласно ей, этой новой традиции, на заключительном действе должны были присутствовать все, без исключения, почетные члены клуба. А как же! Сегодня им весь почет и уважение. И неважно, крепко ты стоишь на ногах или не очень.

Распорядители в униформах сновали по залу, готовясь к финалу банкета. Они расставляли высокие напольные канделябры и зажигали в них свечи. Затем в зале погасили свет, и все погрузились в мягкий сумрак. Тени на стенах качались в пламени десятков свечей. Все было очень красиво и было похоже на древний-древний обряд. Казалось, что в зал сейчас войдет Юлий Цезарь или, на худой конец, какой-нибудь римский консул в развевающемся золотом плаще.

Труба пропела медным голосом длинную витиеватую фразу. Это означало конец разухабистого веселья. В зале наступила торжественная тишина, и на сцену вышел распорядитель зала, который громко и слегка нараспев объявил присутствующим, что честь закрыть сей праздник предоставляется почетнейшему из почетнейших и заслуженному из заслуженнейших. Сказав все это и ни разу не сбившись, распорядитель удалился, а на сцену, слегка покачивась, взобрался другой человек. Это был Петр Иванович — Ферзь — собственной персоной. Он довольно крепко стоял на ногах, но все же предпочел слегка опереться о трибуну, которая стояла сбоку сцены.

С этой трибуны в начале банкета ведущие объявляли имена награжденных и чествовали их разными дозволенными способами. Например, говорили, что сейчас прозвучит песня в честь такого-то замечательного члена клуба в исполнении весьма заслуженного артиста. Или артистки. Денег на поздравления здесь не жалели, клиенты все окупят сторицей.

Но теперь на эту трибуну опирался не вполне трезвый Петр Иванович. Окинув слегка замутненным взглядом зал, он гордо вскинул голову и продекламировал нараспев:

— Друзья, прекрасен наш союз! — и замолчал почти на полминуты. И когда в зале тишина сменилась нетерпеливым ропотом, он вдруг неожиданно скомандовал: — Чашу!

Труба снова воскликнула, громко и призывно, и в зал внесли огромный кубок, размером с хоккейный, тот, которым награждают чемпионов НХЛ. В кубке плескалось ведра полтора красного вина. Два дюжих официанта несли этот кубок-ведро к сцене, и люди расступались, давая дорогу традиции. Официанты поставили кубок на край сцены и подали Петру Ивановичу ковш. Он наполнил его и отпил примерно половину. Потом на сцену последовательно поднимались почетные члены клуба и тоже отпивали кто сколько мог из наполняемого Петром Ивановичем кубка. Кое-кто сам идти уже не мог. С такими поступали просто: их горизонтально вносили на сцену, ставили на ноги и давали отпить вина. После того, как гость окончательно падал, его торжественно сносили со сцены и осторожно клали где-нибудь в уголке зала.

Наконец, желающие испить из кубка почетные члены клуба иссякли. Петр Иванович заплетающимся языком объявил праздник окончательно закрытым, и все стали расходиться. Юрий вместе с Толиком пошли к выходу. А Петр Иванович растворился в толпе и больше его сегодня никто не видел.

Часы показывали десять вечера. На кухне у бабки Маланьи только что закончился ужин. Народ сразу разбежался по своим комнатам — Маланья пошепталась персонально с каждым из «подмостовой» команды — так что Серёня и «бородачи» пили кофе одни, без свидетелей. Маланья заглянула в кухню, проверяя, никто ли случайно не остался? Убедившись, что все «лишние уши» — как она говорила в таких случаях — отправились спать, Маланья незаметно, в щелочку, перекрестила всех, кто был на кухне, и плотно прикрыла за собой дверь.

Серёня терпеливо ждал, пока Толик закончит ужинать, а тот, как нарочно, тянул время. Серёня не выдержал:

— Анатолий, имей совесть. Я же здесь за весь день и так извелся от любопытства. А ты еще и ужинаешь целый час. Рассказывай.

Толик, не обращая внимания на Серёнино нетерпение, спокойно допил кофе и вытер салфеткой рот.

— Вот теперь я готов к использованию. А то даже поесть спокойно после работы не дают.

Четверо мужчин мирно сидели на кухне, пили кофе и обмениваясь дневными впечатлениями. Со стороны казалось, что это старые друзья решили пожелать друг другу доброй ночи, и перед спокойным отходом ко сну рассказать друг дружке какую-нибудь занимательную историю. Никто даже предположить бы не смог, что эти люди только что вернулись с довольно рискованного и тщательно спланированного дела, которое так сильно могло изменить жизнь каждого из этих мужчин. Толик вкратце рассказал Серёне, как все прошло, но Серёню интересовала каждая мелочь.

Вадим хохотнул:

— Операция по экспроприации наполовину удалась и теперь переходит в следующую фазу. Теперь надо все так же хорошо закончить.

Серёня спросил:

— А куда вы наших «гостей» определили?

Толик и Петр переглянулись.

— Никогда не догадаешься.

Серёня нетерпеливо заерзал.

— Ну не томите, мужики. Интересно ведь.

Толик рассмеялся.

— Ну, если интересно, то тогда скажу. У тебя в доме они оба, в подвале прохлаждаются. Хотели их сюда привезти — тут тоже подвал подходящий. Но потом подумали — не стоит. Вдруг накладка какая выйдет, нельзя это место засвечивать. Во-первых, люди здесь живут. А во-вторых, символично получается. Тебя из твоего дома выперли, а теперь они сами у тебя в подвале сидят. Вернее, лежат. Мы им там две коечки оборудовали. Генерал по дороге так храпел, я думал, крышу у машины сорвет. А Петр Иванович, тот ничего, сопит себе потихоньку. Пусть проспятся. А завтра мы с ними побеседуем.

Толик увлекся рассказом и налил себе вторую чашку кофе. Серёня слушал во все уши, он всех подробностей «операции» не знал — «бородачи», то ли из суеверия, то ли на всякий случай своих секретов до конца никому не раскрывали. Вадим говорил:

— Что знают двое, то знает свинья. А вас тут целое стадо.

Толик продолжал:

— Юрик молодец. Такого артиста нашел — блеск! Он Ферзя вашего, Петрна Ивановича, так изобразил, что даже я подмены не заметил. Как он на сцене стоял! Чашу, говорит, мне! Здорово. Трудность была в том, чтобы вовремя настоящего Ферзя на липового заменить. Но все, слава богу, гладко прошло. Мы же внимательно за Ферзем наблюдали. И когда он к генералу в кабинет в мансарде залез, мы уже наготове были. Артист — дублер Ферзя — до этого уже пару дней в клубе жил.

Серёня обалдело уставился на Толика:

— Это как?

— Не торопись. Всему свое время, и об этом узнаешь. Так вот. Юрик нам всем приглашения на цветном ксероксе наштамповал. Еле успел. Ферзь же ему этот цветной фантик под самый занавес выделил. А тут еще эти «топтуны» за Юриком везде ходили. Он втихаря от них приглашения для нас распечатал, чуть не попался. Потом, когда в клубе уже банкет начался, и все в галоп пустились, мы в этой неразберихе в подвал незаметно прошли, у них в подвале сауна, а артист наш туда заранее пробрался. Он в бельевой комнате сидел и команды ждал. Так что, у нашего артиста дебют на публике, можно сказать, удачно состоялся. Юрик, братец твой ненаглядный, вообще, золото! Помнишь, он прилепил у Ферзя под столом микрофон. И мы стали его слышать. Но потом оказалось — этого мало. Нам нужна была видеосъемка, артиста-дублера для Ферзя надо же было как-то готовить. И тут у нас созрел план. Мы тебе о нем не рассказывали, ты уж извини.