Ира Брилёва - Приключения «Идиота»

Потом мы с Глашей выпили по чашечке кофе, и я снова залезла в Интернет, поковыряться и посмотреть, не появилось ли что новенького из интеллектуальных развлечений. Вчерашняя наша «пати» как-то не весьма удалась, и я испытывала перед Ленкой легкое чувство вины. В Интернете все было по-прежнему. Из интересностей — только заявленное на сегодня открытие художественной выставки неизвестного мне авангардиста. Ну и ладно! Значит, пойдем приобщаться к прекрасному. И я пошла будить Ленку.

Через полтора часа мы с Ленкой, раскрашенные в свой самый выгодный боевой раскрас и одетые согласно случаю, важно вплывали на выставку. Очередь там оказалась непролазная. Но нам повезло, Ленка встретила знакомого художника, а он имел самое непосредственное отношение к организации этой выставки — он был личным другом авангардиста, чьи картины сегодня выставлялись. Художник поволок нас знакомиться с автором, и мы попали в самую гущу артистической тусовки.

Кого здесь только не было! А я думала, что арт-бомонд в это время еще дрыхнет. Видимо, не весь. Самые интеллектуально продвинутые ходили от одной картины к другой, со знанием дела прищуривали глаз, обсуждали форму и колористику, и вообще делали вид, что они в этом отлично разбираются.

Но мне, как в свое время Станиславскому, хотелось воскликнуть на всю галерею — не верю! Вместо этого я скромно отирала стенку в обществе автора, который уже полчаса пытался объяснить мне, что все искусство, которое было до авангарда — это глубокое ретро, почитаемое, но устаревшее. Я так не думала, но чтобы не расстроить юбиляра, скромно помалкивала.

Ленка слушала художника, раскрыв глаза и рот одновременно. Я выяснила, что она была на таком вернисаже второй раз в жизни. Первый раз ее мама водила на выставку детского рисунка, когда Ленка училась в третьем классе, и она мало что запомнила. Но здесь ей явно нравилось. Особенно художник-авангардист. Да, его речь действительно была пылкой и убедительной. Но вскоре он мне окончательно наскучил, и я решила прогуляться по выставке самостоятельно. Извинившись, и объяснив, что я люблю сосредотачиваться на искусстве в одиночестве и получив вдогонку благодарный Ленкин взгляд — похоже, она положила глаз на этого авангардиста, — я стала медленно перемещаться по выставке, рассматривая работы.

Некоторые были действительно потрясающе хороши. Такое яркое и тонкое смешение красок, такие грациозные линии, переплетающиеся в абстрактные узоры. Они могли означать все, что угодно, и, если никто не зудел тебе в ухо про авторский замысел, то было намного интереснее самостоятельно разгадывать, что означают эти линии и цветовые решения на полотнах.

В целом, выставка производила впечатление весеннего сада, перемешанного с мартовским небом и апрельскими прозрачными ручьями в альпийских горах. Это было действительно очень красиво. И я даже простила авангардисту его гипертрофированное самомнение, что, впрочем, совсем не редкость у гениальных безумцев. На то они и гении, чтобы отличаться от нас, простых смертных, и им многое позволено.

Так я переходила из зала в зал, наслаждаясь и впитывая в себя радость и многоцветье мира.

— Правда, красиво? — голос рядом с моим ухом отрезвил меня и вернул из радужных грез в действительность. Я посмотрела на источник голоса — ничего особенного, мужик как мужик, в клетчатой рубашке и джинсах.

— Да, красиво, — согласилась я.

— Вы извините, я просто наблюдал за вами, вы так увлеклись картинами, что ничего вокруг не замечаете.

— А что я должна замечать на выставке кроме картин? — холодно парировала я.

— Действительно. Вы правы.

Я смягчилась. Мужик был явно не грубиян.

— Меня зовут Антон. Я художник.

О господи, опять художник! Ну, а чего же я ожидала на выставке картин? Не слесаря же сантехника.

— Очень приятно, Татьяна, — мой голос был похож на дуновение арктического ветра, который только что достиг юга. Но, рассудив, что быть очень строгой с художниками нельзя в силу их профессии — это же не работа, а диагноз — я смягчилась еще больше. Просто я терпеть не могу, когда ко мне пристают с целью познакомиться.

— А вы какой художник, тоже авангардист?

— О, нет, — Антон улыбнулся, — я обыкновенный, реалистичный.

— А-а-а. — Мое «а» получилось какое-то слегка разочарованное, и чтобы исправить неловкость я сказала. — Я люблю реалистов.

Антон оживился.

— Правда, а что же вы делаете на этой выставке?

— Так получилось. Для общего развития.

— Бывает.

Снова повисла неловкая пауза.

Очень вовремя пискнул мой мобильник. Это пришла «смска» от Марго: «Все в порядке. Мой курьер отчитался о доставке». Ух ты! Это означало, что Достоевский благополучно вернулся в родные пенаты. Вернее, его не совсем точная копия. Я посмотрела на часы. Была половина третьего. Бедные библиотекари!

— А хотите, я покажу вам свои картины? — Антон с надеждой смотрел мне в глаза. Мне стало его жалко.

— Вообще-то у меня не очень много времени. Но, так и быть, показывайте. Если это не далеко.

— Нет, что вы, это рядом. Здесь же много разных залов, и, если знать дорогу, можно быстро пройти куда угодно, и все получается легко и просто. Видите эту дверь? Если пройти через подсобные помещения, то окажешься в мастерских. Пойдем? — Он почему-то перешел на «ты».

Если честно, мне не очень хотелось сейчас смотреть новые картины — во-первых, еще не улеглись впечатления от авангарда, а во-вторых, я почувствовала, что страшно устала и проголодалась. Но Антон так преданно и как-то по-детски смотрел мне в глаза, что я снова согласилась.

Он открыл дверь, и мы оказались в помещении, заваленном старыми подрамниками, свернутыми холстами и еще всякой художественной всячиной. Здесь было довольно темно, и Антон взял меня за руку и сказал:

— Не бойся, здесь рядом.

И это было последним, что я запомнила. Дальше меня поглотила темнота.

Я очнулась от сильной тошноты и головной боли. Во рту был привкус какого-то металла. Я лежала на старом матрасе в углу художественной мастерской. Это я определила по въевшемуся во все предметы запаху красок, растворителей, холстов и еще чего-то художественного и не очень.

В дни студенческой юности мы посещали подобные места, заваливаясь в них большими не совсем трезвыми толпами, и с тех времен мне запомнился этот характерный запах. Вокруг меня лежали рулоны бумаги, стояли натянутые на рамы холсты и уже готовые картины. Я попыталась восстановить в памяти цепь произошедших со мной событий. Цепь получалась прерывистой, но кое-что у меня получилось. Я помнила, что мы с Ленкой пошли на вернисаж, там мы смотрели картины, потом я ушла гулять по выставке самостоятельно. А потом был провал в памяти. Я попыталась пошевелиться, но резкая боль в кистях рук сказала мне, что руки у меня связаны за спиной. Вот это номер! Кто же меня так? И главное, за что?