Нэнси-Гэй Ротстейн - Бьющееся стекло

Подоспевший Ленни взял жеребца под узцы, подтянул подпругу и, удостоверившись, что сбруя в порядке, уговорил Дженни снова сесть в седло, объяснив Барбаре, что если девочка не заставит себя сделать это сейчас, то у нее может возникнуть страх перед лошадьми, который останется на всю жизнь. Держа коня, на котором сидела неспособная унять дрожь девочка, в поводу, он направился к конюшне.

Было уже четыре часа дня. Заметно похолодало, поднялся резкий, пронизывающий ветер, который обрушил на твердую, засохшую землю шелестящий дождь сорванной с деревьев листвы и принес со стороны стройплощадки тошнотворный запах горящей резины. Там сжигали мусор.

Когда Барбара привезла Дженни домой, чтобы обработать ссадины и ушибы, Пол, в слаксах и водолазке, работал за обеденным столом, на котором была разложена документация по недвижимости.

— Что случилось? — воскликнул он, увидев, что одежда Дженни порвана и испачкана, а на волосах запеклась кровь.

— Все в порядке, папочка. Ничего страшного, — ответила девочка, но в следующий миг бросилась к отцу, охватила его за талию и разразилась слезами.

— Дженни, расскажи, что случилось, — повторил, мягко высвободившись, Пол. — И начни, пожалуйста, с самого начала.

Девочка всхлипнула и сглотнула слезы.

— Я сегодня ездила на новом коне, — медленно начала она, то и дело сбиваясь на рыдания. — Он раньше был скаковым. Мне захотелось проехать по ровному месту галопом, но конь понес, так что я потеряла поводья и правое стремя. Мне было его не остановить, а Ленни, хоть и хотел помочь, не мог нас догнать.

— Ленни?

Девочка, кажется, не услышала, каким тоном повторил отец это имя. Сейчас она заново переживала страшные мгновения, и ее несло так же, как полчаса назад ее скакуна.

— Ох, папочка, ты бы знал, как я перепугалась. Я пыталась удержаться за шею, цеплялась за гриву, но в конце концов скатилась. А тут как раз и Ленни подоспел, он взял коня под узцы.

От Барбары не укрылось, что при очередном упоминании о Ленин Пол передернулся.

— Да, папочка, страху я натерпелась, — призналась девочка. — Но все обошлось. Представляешь, — тут в ее голосе послышалась гордость, — я даже снова села в седло и доехала до конюшни верхом.

— Как ты могла позволить ей снова сесть на это животное? — холодно спросил Пол, обращаясь к Барбаре.

— Это не мамочка придумала, — воскликнула, заступаясь за мать, Дженни, прежде чем сама Барбара успела вымолвить хоть слово. — Все дело в Ленни: он сказал, что для меня очень важно сесть в седло именно сейчас, иначе я всегда буду бояться ездить верхом.

Пол побагровел.

— Дженни, дорогая, — промолвил он, — пожалуй, тебе лучше подняться наверх. Ты сегодня и так натерпелась. — Голос его звучал напряженно и подчеркнуто холодно. — Вымойся, приведи себя в порядок и отдыхай.

Дженни поступила, как было велено. Тон и выражение лица Пола не позволили Барбаре последовать ее примеру.

— Как ты могла допустить, чтобы такое стряслось с моей дочерью?

Пережившая крайнее напряжение Барбара чувствовала себя совершенно вымотанной и опустошенной. С момента прибытия домой она еще не промолвила ни слова и едва ли была готова оправдываться.

— Ничего я не допускала. Произошел несчастный случай, вот и все.

— А я спрашиваю, почему ты позволила ей сесть на эту лошадь? Ты таскаешься туда каждую неделю, следишь за ней, и уж, конечно, знала, что это не та лошадь, на которой она всегда ездит. А ты разрешила ей залезть на незнакомую лошадь, да еще и пуститься вскачь. Девочка могла погибнуть!

— Пол, прекрати, пожалуйста, — только и смогла сказать Брабара. — Я просто не могу сейчас говорить на эту тему. Честное слово, не могу. — После всего пережитого она и сама была близка к тому, чтобы удариться в слезы. Наверху закрылась дверь, потом послышался плеск пущенной из крана воды. Должно быть, Дженни промывала свои ссадины. Девочка нуждалась в помощи. Барбара чувствовала необходимость подняться к ней.

— Дочка тут поминала какого-то Ленни. Что это за тип? — требовательно спросил Пол. — Тот самый малый с твоего семинара?

— Да.

— Ага, тот, к которому ты таскаешься на Манхэттен, якобы для того, чтобы потолковать о вашей с ним писанине.

— Да.

— А почему ты не сказала мне, что встречаешься с ним еще и в конюшнях? Это он подкинул идею насчет верховой езды? — Он обрушивал на нее вопрос за вопросом, словно вел в суде перекрестный допрос обвиняемого, которого хотел припереть к стенке. — Чем вообще вы там занимались?

— Пол, прошу, оставь, пожалуйста, меня в покое. У меня нет сил, — взмолилась Барбара, чувствуя, что от слабости у нее подгибаются колени.

— Нет, ты скажи, давно вы там с ним встречаетесь?

— Он занимался там верховой ездой еще до нас, — ответила Барбара, стремясь поскорее прекратить этот допрос.

— Тогда понятно, с чего это тебе вдруг приспичило сделать из Дженни наездницу. Да какое у тебя может быть право впутывать мою дочь в ваши отношения? — вскричал Пол, вне себя от гнева.

— Послушай, — попыталась урезонить мужа Барбара, — по субботам Ленни имеет обыкновение кататься верхом. У Дженни в этот день занятия, и бывает, что после тренировки мы проедемся по окрестностям вместе. Вот и все. Ты делаешь из мухи слона.

— Ты использовала мою дочь, чтобы найти предлог для встреч с твоим драгоценным Ленни. Поэтому тебе было наплевать, на каком коне едет Дженни, как она едет, куда… Ты думала только о своем приятеле да о себе.

Барбара молчала. В своем нынешнем состоянии она просто не находила слов, чтобы ответить на эти жестокие и несправедливые обвинения.

— Я купил этот дом, чтобы отвратить тебя от нелепых фантазий и вернуть к нормальной, основательной жизни. Надеялся, что ты вспомнишь о своих обязанностях и постараешься поспособствовать моему продвижению. Но как бы не так: мы живем тут уже больше года, а ты ни разу не заикнулась о том, чтобы пригласить в гости партнеров…

«Так вот почему он так настаивал на переезде сюда», — сообразила Барбара.

— Конечно, — продолжал вконец распалившийся Пол, — раз уж я не добился партнерства за десять лет, так теперь и подавно не добьюсь. А все из-за тебя! Ты загубила мою карьеру, Барбара, потому что тебе нет до меня дела. Ты думаешь только о своей писанине да о своем Ленни! — Стоило Полу произнести это имя, как мысли его вновь приняли иное направление. — Да, да, о Ленни! У тебя с ним интрижка, это каждому ясно. Один я, дурак, ничего не видел. А ведь ты не перестала ездить в город, даже когда мы перебрались сюда, и все только, чтобы с ним повидаться. Поэтому и катания на лошадях затеяла, а о том, что он тоже там отирается, даже словом не обмолвилась. Да, теперь все ясно. Хотелось бы только знать, когда это у вас началось! Отвечай! — Голос его звучал злобно, на висках взбухли жилы. — Где ты еще с ним встречалась?