Елена Съянова - Гитлер_директория

На этом свидание закончилось. Однако, уже выйдя из кабинета, Лей почти сразу же попросил конвой отвести его обратно.

Из дневника Гилберта

…очевидно, что ходящая тут гипотеза о том, что «подлинного Гесса» казнили в Англии в 1941 году, а в Нюрнберг привезли двойника, подготовленного для процесса, что объясняет и его поведение, и внешний вид, показалась доктору Лею опасной для Гесса, и он предложил доказательство, которое готов был предоставить в присутствии русских и французских представителей, а также при наличии рояля. Условия были выполнены, и мы собрались в тюремной церкви, куда внесли пианино. Лей попросил Гесса написать на листке три своих любимых музыкальных произведения, что тот и выполнил с готовностью. Листок был передан нам. Лей в это время сел за инструмент и сыграл «Маленькую ночную серенаду» Моцарта, «К Элизе» Бетховена и «Зиму» Петра Чайковского. Эти вещи указал и Гесс, и даже в той же последовательности. На том, чтобы произведения были именно сыграны, а не названы, настоял я и вместе с Келли сумел убедить рассерженного Эндрюса. Эмоциональная память Рудольфа Гесса, безусловно, идентифицирована. Однако безусловно и то, что Гесс выносится за скобки.

Снова из дневника Гилберта

17 октября. Сегодня работа с Герингом.

17 октября, вечер. Геринга за скобки.

«Работа» с кем-либо из заключенных на принятом здесь языке означала допрос или тестирование, которое иногда проводили психологи, раздражая начальника тюрьмы полковника Эндрюса, считавшего подобные вещи нарушением режима. Однако ни допросов, ни тестирования в тот день не было. Геринг весь день провел у себя в камере. Его не переводили даже в тюремный госпиталь, где американцам проще было бы воспользоваться «прослушкой». «Прослушки», впрочем, имелись и в некоторых камерах, в частности в камере Геринга, на первом этаже. Что же там происходило?

Мы об этом узнали благодаря скандалу между англичанами и американцами. Secret Service в октябре 1945 года, пытаясь установить микрофон в камере Геринга, обнаружила там американский. Спецслужбы ссорились, конечно, вполголоса, быстро конфликт замяли и с тех пор работали параллельно. Несколько английских «прослушек» позже были предоставлены в распоряжение Международного трибунала «для характеристики личности подсудимых». Среди них и запись от 17 октября.

Геринг практически весь тот день, с редкими передышками, разговаривал со своей первой, умершей еще в 1931 году женой Карин. Он рассказывал ей обо всем, что произошло в его жизни со дня ее смерти и до этого дня, когда он, как ему показалось, понял, что «суд должен состояться», но судьей ему, Герингу, может быть только она, его Карин.

«…Ты помнишь, как мы гуляли с тобой по берегу Изара, всегда в одном и том же месте, возле часовни… и я говорил тебе все одно и то же, повторял столько раз, не замечая, что повторяюсь. А ты слушала… всегда по-новому, всегда точно впервые. И один раз мне ответила: «Если все будет, как ты говоришь, то… мне страшно. Это не продлится долго: мы задохнемся на такой высоте. Но я не верю. Ты фантазер. Ничего не будет. Мы проживем с тобой спокойную и радостную жизнь. А эти твои фантазии… как воспоминания о будущем, которого не было». Но это было, было, детка! Было без тебя. А теперь… ничего нет, и ты вернулась».

Геринг говорил монотонно, постоянно расхаживая по маленькой камере: четыре шага туда, четыре обратно, глядя в потолок. Иногда он натыкался на привинченный к полу стул и тогда на несколько минут как будто приходил в себя. Потом снова принимался вышагивать. Специалисты определяют такое состояние как психологический перелом, после которого заключенный на какое-то время делается неадекватен.

Очевидно, поэтому Герман Геринг и выпал «за скобки», как пишет в своем дневнике Гилберт, то есть выбыл из короткого списка кандидатов для осуществления того плана, о котором, похоже, знал не только тюремный психолог Гилберт, но знали и два американских врача, которые 23 октября перевели Роберта Лея (последнего в списке) в тюремный госпиталь. Там у него и побывал необычный посетитель.

Необычен он казался во всем. Ростом не выше полутора метров, с головой, сидящей ниже плеч, вывернутыми ноздрями и огромной расплывающейся улыбкой. Цвет лица и весь его облик выдавал предков — выходцев из почти неведомых цивилизации миров, давно съеденных джунглями и алчностью европейцев. Его вид, впрочем, ни у кого не вызывал здесь подозрений: все знали, что начальник генерального штаба сухопутных войск США генерал Маршалл — большой любитель экзотической кухни, и повара у него соответствующие.

Войдя в палату, посетитель так сразу и представился — «повар генерала Маршалла». С этих слов и начинается диалог, записанный американцами. Запись, если верить Гилберту, была ему передана в тот же день для «анализа», застенографирована им и почти через двадцать лет расшифрована и обработана для сестры Гесса Маргариты (которая в 1939 году тайно обвенчалась с Робертом Леем).

Итак.

— Повар генерала Маршалла, — представился посетитель на чистейшем немецком языке.

— Что вам? — спросил Лей.

— У меня к вам деловое предложение.

— Хотите приготовить мне на ужин фаршированных червей?

— Я не только повар, герр Лей, я еще и король. Королевство у меня маленькое, но в нем многое есть. А будет все, что вы сочтете нужным: полигоны, технологии, персонал.

— Садитесь.

— Благодарю.

— Ваше имя?

— Оно займет более минуты. Для друзей я просто Ди.

— Вы предлагаете мне создать банановую армию?

— Армия может быть и чисто немецкой. На ваш вкус.

— Вы представляете себе, сколько это может стоить?

— Вы об этом не должны беспокоиться.

— Каковы ваши цели?

— Противовесы, герр Лей, противовесы.

— Кто ваши враги?

— У нас один враг — мусульманский Восток.

— Не славяне, не евреи… не коммунисты, а ислам?

— Именно.

(Пауза.)

— Я не считаю мусульман первостепенным врагом Германии. Нам с ними не за что воевать. Сфера наших интересов распространяется на другие территории.

— Я говорил не о войне, герр Лей, а о противовесе. С Востоком не нужно воевать, достаточно лишь держать кулак у его носа. Это будет немецкий кулак. А где крепкий кулак, там и сильный мужчина.

— Слишком ловко, чтобы быть правдой, — Лей произносит это по-французски.

— Отнюдь! — Ди отвечает на безукоризненном французском, на котором и продолжается разговор. — Германия десять лет держала в страхе весь мир. У вас это великолепно получается! Вы станете вооружаться, мы — торговать. И в том и в другом обе стороны не знают равных.

— Торговать? Кокаин, марихуана? Я химик, сударь, и знаю о перспективах подобного «товара». Ваши покупатели уже сейчас не доживают до сорока лет. Потомства у них нет, или оно неполноценно…