Артур Хейли - Менялы

— Я, конечно, понимаю, что все очень сложно, — с чувством говорил Хейворд, — но, честно говоря, кое-что показалось мне весьма необычным. Да, да… Весьма! Больше всего я озабочен тем, что в первую голову Бен не поставил в известность членов Совета директоров. А на мой взгляд, так только и следовало поступить. Поймите меня правильно: поскольку никто из них еще ничего об этом не знает, я считал своим долгом проинформировать вас и всех остальных немедленно…

— Я полностью согласен с вами, Роско, — с не меньшим чувством прозвучал в ответ голос Остина в мембране. — Я считаю, что нас должны были поставить в известность в первую очередь, и я очень благодарен вам за то, что вы вспомнили о нас.

— Спасибо, Гарольд. В такое время никто не знает, что лучше. Ясно одно: кто-то должен взять в свои руки бразды правления.

Обращение по имени к своим коллегам Хейворду всегда давалось легко. Он, впрочем, и сам был из здешних старожилов и чувствовал себя как рыба в административных волнах штата. Он входил в «истэблишмент», или, если хотите, был равным членом того кружка, который в старину в Англии называли «компашкой старых ребят». Его личные связи выходили за пределы штата, тянулись в Вашингтон и кое-куда еще. Хейворд гордился своим социальным положением и дружбой со многими высокопоставленными лицами. Он любил напоминать людям о своей родословной, уходившей к одному из отцов-основателей, подписавших Декларацию независимости. Продолжая разговор, он сказал:

— Есть еще одна причина, в силу которой я счел необходимым осведомить членов Совета. Она заключается в том, что печальная новость относительно Бена распространится мгновенно и наверняка плохо отразится на делах всего банка.

— Не сомневаюсь, — ответил достопочтенный Гарольд. — И не удивлюсь, если пресса, пронюхав об этом, начнет задавать всякие вопросы, копаться… Вы понимаете меня?

— Вот именно! Совсем не та реклама, в которой мы нуждаемся. Она может создать у вкладчиков неприятное настроение. Не говоря уже о том, что это скажется и на биржевой котировке наших акций…

Наступила пауза.

Роско Хейворд с наслаждением чувствовал, как напряженно заработал мозг его собеседника. И немудрено: клан семьи Остинов, возглавлявшийся достопочтенным Гарольдом, владел в ПКА солидным вкладом.

Хейворд не отказал себе в удовольствии даже подсказать:

— Ясное дело, если Совет предпримет быстрые и энергичные действия с тем, чтобы уверить держателей акций и вкладчиков, как, впрочем, и общественность, что потери будут невелики, то все можно будет быстро поправить…

— Боюсь, что друзей Бена не утешить тем, что потери будут невелики! — сухо заметил Гарольд Остин. — Каковы бы они ни были…

— Я не это имел в виду, — поправился Роско. — И, кроме того, мое сочувствие и горе, уверяю вас, чрезвычайно велики. Во всяком случае, у меня на сердце так же тяжело, как и у всех остальных.

— Ну, а что, собственно, вы надумали предпринять, Роско?

— Вообще говоря, Гарольд, необходима преемственность власти. И на мой взгляд, особенно важно проследить за тем, чтобы на самом верху осуществление руководства не застопорилось ни на один день! Поймите меня правильно. Возможно, никто не относился с таким искренним уважением к Бену, как я, но даже при всеобщей любви к нему мы не можем умолчать вот о чем. Наш банк слишком долго был в руках одного человека. Посмотрите вокруг: нигде ничего подобного не наблюдается уже много лет! Ни один банк не может достичь существенных успехов при такой постановке дела. Во всяком случае, нельзя претендовать на место в первой двадцатке национальных банков, если всем заправляет один человек. Увы, существуют и противоположные мнения в среде банковских аутсайдеров. Им кажется, что так может продолжаться вечно. Я полагаю, что наиболее влиятельные члены Совета развенчают, наконец, это вредное заблуждение…

Хейворд понял, что его собеседник крепко задумался, прежде чем что-либо ответить. Он ясно представил себе Остина, этого стареющего повесу, очень интересного внешне, не по возрасту вызывающе одетого, с прекрасно подстриженной серо-стальной шевелюрой. Вероятно, как и всегда, он курил в этот миг огромную сигару. Нет, нет, достопочтенный Гарольд был далеко не дурак и не фанфарон. Напротив, у него была репутация хитрого, преуспевающего и очень цепкого бизнесмена.

Наконец тот проговорил:

— Я склонен думать, что ваша мысль насчет преемственности очень верна. И я согласен с тем, что преемник Бена Россели должен быть назначен немедленно. Больше того: его имя должно быть названо еще до смерти Бена.

Хейворд внимательно слушал, стараясь не упустить даже малейшей интонации в голосе собеседника.

— Я думаю, что этим человеком должны стать вы, Роско. Вы, как никто, подходите для этой должности, и я об этом задумывался уже неоднократно. Ваши деловые качества, опыт, твердость и здравость мысли придутся здесь весьма кстати. Поэтому я твердо обещаю вам свою поддержку. Конечно, найдутся и другие члены Совета, которые меня полностью поддержат. Мне почему-то кажется, что вы не будете иметь ничего против…

— О, да. Я вам необычайно признателен…

— Не скрою от вас, милый Роско, что, возможно, я кое-когда буду просить о чем-либо. Ха-ха-ха! Как говорится, рука руку моет. Это — шутка, понятно…

— Ну, что вы, что вы… Напротив, все это вполне естественно…

— Вот и отлично. Значит, мы прекрасно понимаем друг друга!

— Уф… — Положив трубку, Роско Хейворд решил, что все идет более чем удовлетворительно. Гарольд Остин был человеком слова и прочных привязанностей. За ним, как за сейфовой стеной.

Кстати, и все предшествующие телефонные переговоры были успешными. При беседе с другим директором, Филиппом Йохансеном, президентом «Мидконтинент-резина», Роско обнаружил, что возникла еще одна приятная возможность. Йохансен вдруг заявил вполне откровенно, что у него всегда не ладились дела с Алексом Вандервоортом, чьи идеи он считал почти бредовыми.

— Ну, Алекс действительно не ортодокс, — примирительно проговорил Хейворд. — И, потом, у него есть ряд личных проблем. И я не совсем уверен, что эти проблемы идут в ногу с нашим банком…

— Какие еще проблемы? — живо заинтересовался Йохансен.

— Ну, видите ли… Я бы не хотел говорить… Да уж ладно: прекрасный пол. Дамочки. Вы понимаете, — что мне не совсем удобно об этом говорить…

— Нет, это очень важно, Роско! Разговор останется между нами, поэтому продолжайте, продолжайте, я вас прошу!

— Видите ли, во-первых, у Алекса есть трудности семейного порядка. Это — раз. Во-вторых, он путается с одной дамочкой на стороне… А в-третьих, она, помимо всего прочего, принадлежит к левым активистам! Имя ее часто мелькает в печати, но совсем не в том контексте, который способствовал бы укреплению банковского авторитета… Я иногда думаю, в какой степени она влияет на Алекса? Да. И все-таки, как я уже сказал… Мне все это очень неприятно, и мне даже где-то жаль милого Алекса, поэтому…