Степан Калита - Сполохи детства

— Вот чего ты в политику лезешь? — говорил он. — На хера тебе туда?! Ты бы лучше делом занимался.

— Скважины бурил? — насмешливо спросил я.

— Нет! — резко ответил Леха, уставился на меня пьяными глазками. — Скважины не тронь. Это мое. И так… конкуренция страшная.

— Конкуренция везде есть. Она прогресс подталкивает.

— А мне прогресс по херу! — Леха сжал кулак. — Я бы этих сук придушил. Достали. Все районы за Павловском позахватывали. У-у-у.

В детстве Леха на вопрос, кем он хочет стать, отвечал твердо: «Рабочим». Если непонятливые взрослые удивленно спрашивали: «Почему?», он отвечал раздраженно: «Потому что учиться не надо». И знаете что? Он ведь оказался прав. Ему действительно не надо было учиться. Даже ПТУ, где Леха освоил специальность электрика, ему, в конце концов, не пригодилось.

Взрослый Леха мне совсем не понравился. С ним и поговорить было не о чем. Человек необразованный всегда очень ограничен. Его интересует узкий круг тем. Мыслит он внушенными окружением и средствами массовой информации стереотипами. А все, что выходит за границы его понимания, он решительно, с раздражением, отрицает.

Маленький Лешка мне нравился куда больше. Он был отличным товарищам по дачным играм. Вместе мы ловили рыбу, играли в футбол и в настольный теннис, строили индейский шалаш, швыряли камнями в линии электропроводов, разбивая вдребезги отнюдь не дешевые фарфоровые изоляторы, сплавлялись по реке на камерах от грузовиков, однажды построили плот, и едва не утонули, когда он перевернулся, именно его я бросил его на елке посреди водохранилища… у нас было столько совместных развлечений, что мы жалели, когда наступал вечер, и нужно было расставаться до утра. Сразу после завтрака я обычно стремглав бежал к Лешке через лес. Он уже ждал меня. На старых велосипедах мы катили к пруду, или в продуктовый, если родители просили купить хлеба или молока.

Мы дружили и потом, уже повзрослев. Хотя взрослели мы очень по-разному. Мой круг интересов все расширялся. Его напротив — как будто делался все уже, по мере того, как я сознавал Лехину ограниченность… В какой-то момент наше общение прервалось. Я даже удивился, когда он позвонил с просьбой одолжить денег. Странная просьба — если ты не видел человека год. Когда мы встретились на площади трех вокзалов, Леха увлеченно, немного свысока, рассказывал, как здорово работать электриком, и как много денег он обычно получает.

— А ты чем занимаешься? — спохватился он.

— В университете учусь, — ответил я, решив не вдаваться в подробности своей сложной биографии…

— Ну, ты как всегда, — протянул он разочарованно. — Хотя не бедствуешь, вроде, и ладно…

Уже тогда было ясно, что он перестал меня понимать. Периодически в жизни мне потом встречались люди, — и молодые и не очень, — у которых в натуре было — учить всех уму разуму. Как правило, сами они были очень приземленными. По их мнению, всего можно достичь только простым и понятным физическим трудом. И потом удивлялись, хлопали глазами, не понимая, как можно заработать чем-то еще — нематериальным, будь то бизнес, общественная деятельность или, к примеру, игра на гитаре. Все эти вещи нельзя пощупать — и ценность их уразуметь простому уму невозможно. Чаще всего такие люди приходят к выводу, что мир устроен неправильно, и несправедливо, но бывают и исключения. Как в случае с Лехой. Они добиваются финансового успеха. И тогда преисполняются глубокого чувства собственной значимости. И пребывают в этом комфортном состоянии до тех пор, пока конкуренты не выдавят их из дела. Тогда их мир рушится.

Насколько мне известно, у Лехи пока все хорошо. Пусть так и остается. Он успел сделать уже четырех детей. Их благополучие, обеспеченное бурением скважин, — это уже очень и очень немало.

Кстати, женился Леха на девушке с высшим образованием, да еще и в очках.

— Что ж ты так? — не упустил я повода подколоть его. — Без образования не нашел?

— А-а-а, — Леха махнул рукой. — С простыми бабами неинтересно. Ни юмора, ни хера поговорить не о чем. А с Настькой хоть поржать можно. До нее у меня студенток никогда не было…

Обратный пример превратности судьбы — Петя Колокольцев. Всегда аккуратно причесанный на пробор, в тщательно выглаженной форме, он был классическим отличником — перфекционистом. Для него было важно быть во всем лучшим. Таким он и оставался до восьмого класса. Был и старостой, и председателем комсомольской ячейки. Но оказался, ко всеобщему удивлению, совершенно не готов к встрече с Зеленым змием. Тот его сожрал моментально, не оставив ничего — ни дальнейшей успешной учебы, ни карьерных успехов, ни даже семьи. Разве что проборчик сохранился. Расчехляя и отщелкивая стаканчик, подставляя его под горлышко зеленой бутылки: «Наливай!», он затем вынимал из нагрудного кармана потертого пиджака расческу и аккуратно причесывал длинные сальные волосы — на пробор. Ему, возможно, казалось, что, пока он пользуется расческой, он сохраняет человеческий облик и достоинство. Колокольцев ошибался.

Очень странно все же, что организм одного человека может противостоять алкоголю, и выстаивает в многолетней борьбе с коньяком, водкой и пивом, сохраняя и относительное здоровье тела и ясность ума, а другой — очень быстро скатывается в темную яму, теряет рассудок, и превращается в одутловатого кретина — с четко диагностируемой токсикологической энцефалопатией.

Помнится, один из врачей, лечивших Веничку Ерофеева, крайне удивлялся, что у того, несмотря на то, что Веничка пил тяжело и страшно, одним бесконечным запоем, энцефалопатия не наблюдалась вовсе — он сохранил ясный ум, и в общении был мягким интеллигентным человеком.

Петя Колокольцев, отличник, победитель олимпиад, любимец учителей, тот, кто постоянно отчитывал меня за прогулы на общих собраниях, уже в старших классах стал закладывать за воротник. Пил чаще всего портвейн. Когда он выпивал, дурел сразу и бесповоротно, бормотал под нос, орал, нес околесицу. Но поначалу все его пьянки носили безобидный характер и не мешали учебе. Потом он вдруг стал прогуливать школу. А когда появлялся, от него резко несло перегаром. Родители у Пети были людьми из научной среды. Они и представить не могли, что с их сыном, умницей и пятерочником, может случиться что-то подобное. Тем более что отец не пил. Правда, однажды, когда я притащил пьяного в зюзю Петю домой, я услышал упрек от матери: «Весь в твоего отца!» Видимо, дедушка у Колокольцева все же закладывал… Чем дальше, тем хуже. Из десятого класса бывшего старосту едва не выгнали. Он все же получил аттестат, но с шестью тройками. Ни о каком поступлении в Университет речь уже не шла. Родители решили, что сын будет поступать на следующий год, а пока пусть лечится — и отправили его в какую-то клинику (по-моему, психиатрическую), где, по мысли родителей, он должен был быстро придти в себя, и «стать человеком»…