Степан Калита - Сполохи детства

Некоторое время в открытом гараже копался какой-то мужичок, потом, заметив, что намечается заваруха, быстренько собрался, запер гараж и убрался по добру — по здорову. Я заметил, что Рыжий что-то успел сказать ему сквозь зубы — не иначе, подгонял поскорее освободить территорию.

Цыганок сидел мрачный, на старом кузове машины, в окружении приятелей, поглядывал на меня исподлобья. Все собравшиеся явно поддерживали его. Про меня откуда-то взялся слух, что я «каратист» — и сам нарвался. Дескать, рассказывал всем в районе, какой я крутой в драке. Что, конечно же, было неправдой.

— Дай каратисту! Врежь ему! — слышались увещевания. — Наваляй каратисту!

В целом, настроение у всех было радостное, как перед большим представлением. Рыжий подошел и принялся как всегда медлительно о чем-то перетирать с чужаками из другого района на мотоцикле. Те что-то отвечали — в общем шуме было не разобрать. Но их настрой мне совсем не понравился — ощущалось, что меня решили показательно наказать. Если получится — силами Цыганка, если не получится — все вместе. Когда тебя собираются бить, всегда ощущаешь мандраж. Это уже потом, когда драка началась, резко успокаиваешься. У меня во всяком случае так.

На моего друга Серегу было жалко смотреть. Он всем своим видом говорил — зря я сюда приперся. Походил, поздоровался с ребятами помладше, которых знал, да и встал подальше от меня — как будто мы не вместе. И я его отлично понимал — кому же хочется огрести, даже за компанию с лучшим другом.

Все разошлись в стороны, расчистили место для поединка. И мы сошлись в драке. Я сразу принял боксерскую стойку, как учили в секции. Послышались смешки. Цыганок сделал вид, что прыгает ко мне, чтобы нанести удар, и я подался назад. Он засмеялся. И толпа поддержала его дружным хохотом — мол, боится «каратист», не зря боится, сейчас огребет… Потом мой противник вдруг попятился, сунул руку за спину и выхватил ножку от табуретки. В глазах его вспыхнуло торжество — что, не ожидал?!

Я опустил кулаки. Это уже было против всех правил. Рыжий же сам сказал — бой на кулаках. Обернулся на него. Думал, он хоть как-то отстоит справедливость. Но главарь был абсолютно невозмутим, стоял, сложив руки на груди, значит — был в курсе, какой финт выкинет его подопечный. Кто-то крикнул: «Нечестно!», но его быстро заткнули.

Помахивая дубинкой, Цыганок, теперь уже полностью уверенный в своей победе, направился ко мне. Он был старше, выше меня на целую голову, к тому же — вооружен. По его мнению, да и по мнению остальных, у меня не было никаких шансов. Толпа замерла, ожидая развязки.

Дубинка просвистела в воздухе — и не попала по мне, я увернулся. Затем уклонился снова. Он махал ножкой от табуретки очень беспорядочно и неумело, я сразу это понял. Поэтому во время очередного выпада, сделал шаг вперед, одновременно уворачиваясь, перехватил его руку — и вывернул. Одно мгновение — и дубинка оказалась уже у меня в руках. Я не стал медлить и тут же врезал ею ему по лицу. Удар получился звонким — бэмс. Цыганок охнул, развернулся… и побежал. Я кинулся следом, охаживая его по спине и по голове. Не сдерживался, бил изо всех сил, надеялся сразу уложить, чтобы прекратить это безобразие. Толпа расступилась, мы выбежали к остаткам какого-то деревянного дачного штакетника, который местный владелец гаража приспособил в качестве ограды. В этот штакетник мой противник и рухнул всем телом, с хрустом сломав тонкие доски. Я продолжал лупить его ножкой от табуретки, вспомнив в эту секунду отчего-то старика Лукошкина, чью голубятню сжег этот подонок. И вошел в такой раж, что даже не заметил, как меня кто-то схватил за плечи и отбросил назад с криком: «Хватит, хватит!»

Цыганка подняли. По его лицу струилась кровь, он отплевывался и ругался трехэтажным матом.

Я стоял, крепко сжимая дубинку, и ничего не предпринимая. Толпа тоже замерла, ожидая, что скажет Рыжий. Главарь Банды был явно недоволен. Он жевал губами, смотрел на меня, на ребят, и молчал. Так продолжалось довольно долго.

Тут вперед вдруг вылез Серега:

— Сказали же — на кулаках. А так нечестно.

— Заткнись! — гаркнул Рыжий. И он замолчал, поспешив потеряться в толпе, успев напоследок пробормотать что-то вроде: «А чего он…»

— Брось это, — приказал Рыжий, указывая на окровавленное оружие у меня в руках. Я замотал головой. — Я говорю — брось. — Он подошел, схватился за ножку табуретки и с усилием вырвал ее у меня из руки. Потом обернулся к собравшимся: — Ну все. Мы закончили. Расходимся…

Все разочарованно заворчали. Из коляски мотоцикла вылез здоровенный накачанный парняга, про которого я знал только то, что его зовут Саня.

— А чего мы? — спросил он.

— Не надо ничего, я передумал, — медленно шевеля челюстями, ответил Рыжий и сплюнул. — Пусть живет.

— Ты у меня, сука, ответишь. Я тебя все равно достану! — вопил не своим голосом Цыганок. Ему помогали идти. Но он не терял боевой настрой. Хотя только что показывал мне спину. Уж такой у этого кретина был характер — как у боевого петуха. — Ты у меня получишь, понял?..

— Мало тебе? — спросил я.

— Чего? Чего ты сказал?! А ну иди сюда…

— Да хорош, — успокаивали его свои же ребята.

Мы с Серегой поспешили убраться из гаражей. Шли быстро.

— Повезло тебе, — сказал он по дороге. — Ваще повезло.

Я тоже так думал, но ничего не ответил, размышляя о том — закончилось ли все, или это только начало?! Уверенности в том, что от меня теперь отстанут, не было. Наоборот — появилось еще больше тревоги. Я успокаивал себя одной только мудрой мыслью, которая всегда мне помогала в жизни: «И это пройдет. И ты потом будешь вспоминать об этом, как о забавном приключении, и смеяться над ним».

Но и сейчас, по прошествии многих лет, все, что происходило, не кажется мне забавным приключением. Многие из нас проходили по самой кромочке ножа, и далеко не всем повезло так же, как мне. Если бы не моя звериная реакция, данная мне свыше, не знаю, как все обернулось бы в тот день. Возможно, Цыганок забил бы меня ножкой от табуретки до смерти. А может, сделал бы инвалидом. И никто на свете не помог бы мне в этой ситуации, не спас бы. Не бежать же в самом деле в милицию при малейшей угрозе жизни — да она и не стала бы заниматься делами подростков, сказали бы: «Разбирайтесь сами», прецеденты были. А если бы стала — я сделал бы себе только хуже, прослыв стукачом и став местным изгоем.

Вечером, лежа в кровати, я все никак не мог уснуть, прокручивал этот день в памяти снова и снова, и понимал — что-то надо делать, или жить мне осталось недолго. Цыганок от меня не отцепится. Да и для Рыжего я, похоже, теперь враг номер один. Но как так получилось? Ведь мы, вроде бы, нормально общались. Я никогда не позволял себе даже лишнего панибратства — всегда оставался на расстоянии, и мне казалось — эта дистанция меня убережет…Кое-какие идеи все-таки появились, и я решил их реализовать…