Степан Калита - Сполохи детства

— Я улетаю далеко-далеко. Там вообще никаких проблем нет. Ни хуя нет… И ты летишь, летишь, летишь. Можно и глюки словить. Попробовать хошь?

— Нет, — решительно отказался я. Во мне всегда присутствовал страх перед утратой рассудка. Мне казалось, это жутко — сидеть в подвале с пакетом на голове, не контролируя ситуацию.

Интуиция не подвела, я не ошибся в своих параноидальных страхах. Паренек, который должен был снять пакеты с токсикоманов, решил сам тоже кайфануть — пока остальные в отключке. Совсем немного, чуть-чуть, только, чтобы почувствовать привычное расслабление… В результате, сантехник спустя трое суток обнаружил в подвале четыре трупа с пакетами на головах…

Но не будем забегать вперед. До предательства Оли, до знакомства с Артемом (с детства я дружил почти с одними только хулиганами), еще было далеко…

Сполохи детства расцветают радужными пятнами. В них я вижу железную ограду детского сада. Убогую игровую площадку с врытыми в землю шинами от грузовиков. Загаженную бычками и мусором, пахнущую мочой беседку — по вечерам в детских садиках распивали водку, пиво и вино местные алкаши. Асфальт в мокрых пятнах луж. На нем девочка на несколько лет старше меня рисует классики белым и розовым мелом. Как же я любил ее — школьницу второго класса по имени Арина. Она приходила в детский сад после школы с подружками, почти каждый день. Здесь был хороший асфальт, и можно было чертить на нем мелом. Девчонки скакали по классикам и прыгали через резиночку. А я просто стоял и разговаривал с ними, принятый в их взрослую девчачью компанию и ощущавший по этому поводу настоящее счастье.

— Степ, ты, когда подрастешь, женишься на мне? — спрашивала Арина.

— Да! — я кивал снова и снова. А девчонки хохотали. Им очень нравилась эта игра в «жениха и невесту». И никто не собирался меня дразнить, потому что сама Арина, заводила в их компании, была очень серьезна.

— Отлично, — говорила она и грозила пальчиком. — Смотри, не обмани. А то один моей маме обещал. А сам так и не женился. Вы, мужчины, все такие.

Однажды Арина наклонилась и поцеловала меня в щеку. До сих пор помню, как я смутился, и почувствовал, как от сладкого чувства ослабели ноги…

Через многие годы я приехал в район детства. Я пересекал двор возле давно закрытого и заброшенного детского сада, и вдруг встретил ее… Она была в школьной форме. Шла мне навстречу. Остановилась, уставилась во все глаза. Я смутился, прошел мимо. Думая при этом: «Что эта странна девушка ТАК на меня смотрит?» И лишь, когда миновал двор, и свернул за угол, вдруг понял — это же Арина. Только сильно повзрослевшая. В моей голове возник образ высокой девочки, ловко скачущей через резинку. Я развернулся, нерешительно пошел обратно, не слишком понимая, что делать. Хотелось с ней заговорить. Но как?!. Она явно меня узнала… Во дворе ее уже не было. Я обошел детский сад по периметру. Но она исчезла… исчезла из моей жизни навсегда.

Я много раз влюблялся в девочек и женщин просто за то, что они не похожи на других — парадоксально. Наверное, такая любовь больше свойственна женщинам. Они ценят в мужчинах оригинальность и талант, особые качества, отличающие их избранника от серого большинства. И для меня тоже, очень по-женски, отличительные черты существ женского пола всегда были необыкновенно важны.

Однажды я влюбился в девочку Олесю только за то, что у нее были огромные пухлые щеки. Сама она при этом была худенькой и маленькой. Тем удивительнее были щеки, делающие ее похожей на хомяка, а голову на грушу.

Я был так восхищен Олесей, что даже привел ее из детского сада домой, чтобы показать родителям.

— Посмотри, мама, какие щеки! — восклицал я, щипая Олесю за лицо.

Самое удивительное, что она не только не обижалась, но и принимала мои комплименты как должное, осознавая, видимо, что щеки — ее главное достоинство…

Когда через многие годы семнадцатилетняя Олеся поехала с мужем (она очень рано вышла замуж) в Италию, история повторилась в точности. Темпераментный итальянский таксист прихватил девушку за щеку и воскликнул восторженно: «Bellisimo!» После чего взбешенный муж взял его за воротник, собираясь устроить взбучку. Драку удалось предотвратить с большим трудом. Олеся рассказывала, что убедила мужа, будто у итальянцев так заведено. Как только увидят прекрасную женщину, тут же — хвать ее за щеку и кричат: «Bellisimo!»

С Олесей, которую все называли моей невестой (она не возражала), мы однажды отправились к ней домой. Там Олеся поведала маме, что собирается замуж. Олесина мама такому повороту событий совсем не обрадовалась — и выгнала меня взашей. Озадаченный, я обо всем рассказал своей маме.

— Грубые неинтеллигентные люди, — констатировала она. — Больше к ним не ходи.

И я не ходил. Тем более, что Олеся на следующий день в саду сказала, что мама попросила ее «своих кавалеров больше в дом не приводить». Подозреваю, будущему Олесиному мужу с такой тещей пришлось несладко.

Удивительным образом мы с Олесей после детского сада оказались в одной школе, в параллельных классах. И потом периодически встречались. Правда, о свадьбе речь уже не шла. Да и дружба у нас, в общем, не сложилась. Дружить с девчонками было не принято. Да и интересы у нас порядком разошлись.

Зато потом, уже после школы, мы неожиданно оказались в одной компании. И разговорились. Жизнь у нее, в общем, сложилась удачно. Сейчас Олеся многодетная мама. Я однажды видел ее малышей — у них грушевидные мордашки с огромными щеками…

В общем, для меня индивидуальность всегда была важнее такой банальной вещи, как красота. Впоследствии я почти влюбился в девочку, которая умела громко свистеть. У нее отлично получалось — может, потому, что двух передних зубов недоставало. Мне очень нравилась одноклассница, у которой один глаз был карий, а другой — зеленый. Меня в разное время привлекали поэтесса и любительница тантрического секса. Я обожал женщину, делавшую колоссальные успехи в бизнесе. И одновременно любил девушку-скрипачку с тонкой талией и большой попой. И конечно, когда я познакомился с фанатичной любительницей пауков, наш роман был неизбежен. Но о нем я предпочитаю не вспоминать.

В шесть лет от роду я уже был женат. Конечно, пока неофициально. Но брак был вполне серьезным — с моей и с ее стороны. Мы ходили везде, держась за ручку. Я целовал ее в щеку и губы. И она с удовольствием их подставляла. Мои малолетние приятели при виде такого «безобразия» выражали большое удивление. А мы заявляли им, что когда подрастем, обязательно поженимся. Нужно только немного подождать.

Подождать нас уговорила ее мама, женщина экстравагантная, с отличным чувством юмора и стиля. Я запомнил ее в широкополой красной шляпе с выгнутыми полями. Она постоянно курила сигареты через золотистый мундштук и меняла кавалеров, как перчатки. Почему-то предпочитала усатых мужчин. Я то и дело видел во дворе ее дома весьма своеобразных усачей — усы у них были разной степени длины, густоты и цвета — от моржовых боцманских до маленькой тонкой полоски под носом. Ей явно нравилось, что у ее малолетней дочери уже в таком возрасте завелся «жених» — меня она привечала, поила чаем и разговаривала со мной, как со взрослым. Как-то раз даже спросила, не собираюсь ли я отпустить усы. Я серьезно ответил, что, скорее всего, отпущу сразу усы и бороду — так в то время носил мой папа. Она неодобрительно покачала головой и сказала, что с усами и бородой я буду похож на полярника, и она не уверена, что Полина (так звали мою шестилетнюю жену) тогда будет меня любить. «Будет!» — уверенно возразил я. «Как скажешь», — согласилась, весело смеясь, ее мама.